Профессор был, естественно, удивлен и не скрывал своего удивления по поводу того, что к нему обращается славная, как он выразился, милиция Подмосковья. Но Вадим объяснил, что в наше время милиции приходится сталкиваться с самыми разными вопросами из самых разных областей, напомнил о знаменитом обломке, поднятом со дна озера Светлояра, о совместной работе криминалистов и искусствоведов, словом, беседа их прошла без холодка излишней официальности, вполне миролюбиво.
Качинский сам упомянул о близком («Нет, нет, не завтра, даже не на той неделе!») отъезде за границу. Лучше уж встретиться скорее, если он действительно может быть полезен. Потом он не сможет выкроить и часа.
В предыдущий перед их встречей день Вадим непременно положил себе не устать, разговор с профессором надо было провести во всеоружии особого внимания.
С Браславским договорились обо всем. Он привезет Иванова в управление, в коридоре на проходе Качинский его случайно увидит. Браславского профессор не знает, и тот получит полную возможность пронаблюдать, как отразится на Качинском эта встреча.
Пропуск был выписан на двенадцать тридцать — так удобно Качинскому. Для Вадима возникла опасность остаться без обеда, снова обращаться за помощью к селедкиным детям, но что поделаешь — с профессором, историком, знатоком древности не каждый день приходится встречаться.
Бабаян сказал однажды, что Лобачев неутомимо любопытен к людям, и это сохраненное качество драгоценно для следователя. На основании своего, уже немалого опыта Вадим убедился еще и в том, что любопытство ко всякому новому человеку непременно должно быть доброжелательным. Должно опираться на презумпцию невиновности.
Слова хитроумные, а за ними какая простая мысль! Верь хорошему в человеке.
О профессоре тетка Ирина никогда ничего не говорила у Лобачевых, Вадим только знал, что Качинский — ее начальство, это тоже добавляло малую дольку в аванс доверия. Словом, Лобачев ждал встречи, тщательно обдумав ее сценарий, дабы выяснить все необходимое с минимальным риском незаслуженно обидеть человека.
Поскольку Качинский был начальником тетки, а тетка стара, Вадим невольно приготовился увидеть человека весьма в годах, сродни стандарту «рассеянного ученого». А в кабинет к нему, едва постучавшись, энергично и властно вошел человек, у которого седины было меньше, чем у Вадима. Сорок — сорок пять, не больше.
Вадим вышел к нему навстречу, познакомились они легко и вольно, как могло быть в любом доме, при простых житейских обстоятельствах. Они и сидели друг против друга без преграды казенного стола. Речь, перемежаемая многими отступлениями, шла об одной консультации, которую Вадим хотел бы получить от профессора. Если не консультация, то, может быть, справка. Ну, не справка, так хоть совет.
— Если курите, то пожалуйста, — Вадим пододвинул к собеседнику пепельницу. — У меня к концу рабочего дня в дыму хоть указки вешай!
Раза два Вадима оторвал телефон, он перебрасывался несколькими незначащими фразами с нетерпеливо скучавшим Браславским. Качинский в эти минуты с ленивым интересом рассматривал обстановку кабинета, телефоны, пишущую машинку. Пожалуй, необычен здесь был только вместительный сейф.
Положив трубку, Вадим улыбнулся и спросил:
— Не похоже на кабинет следователя? Вы как к детективам относитесь?
— Жена читает только детективы, я не читаю детективов никогда. Но все-таки у вас здесь просто тесно. Ну, а если вы допрашиваете какого-нибудь бандюгу? Даже решеток нет и этаж первый.
— Бандюг мы обычно допрашиваем в следственном изоляторе, Леонид Яковлевич.
Упомянув о следственном изоляторе, Вадим вспомнил, кого с первой минуты напоминал ему профессор, только тот человек был стар и некрасив. Оно нередко встречается, сходство между красивым и некрасивым родственниками.
— Вы не родственник адвоката Качинского? — спросил Вадим.
— Брат. А вы с ним знакомы?
— Нет, но кто же из юристов не знает Качинского? Известный адвокат, — сказал Вадим истинную правду.
Сказал и ощутил, что профессор сейчас совершенно расположен к нему, контакт есть.
В чем же конкретно может помочь профессор? А вот в чем. Им нужно выслушать мнение по поводу одной книги — историческое сочинение, старинная книга… Действительно ли обладает она большой ценностью и могла ли она принадлежать одному тоже очень известному в свое время адвокату…
Был назван дед Браславского. Книга лежала в столе у Вадима.
Почему это нужно, Вадим позднее охотно расскажет профессору.
— Еще нас интересует ваше мнение об одной иконе.
Тут поплавок дрогнул. Они сидели очень близко, беседовали доверительно, смотрели друг другу в глаза. Вадим безошибочно засек в Качинском мгновенный холодок настороженности. Вопрос об иконе оказался не в цвет.
Да Качинский и не скрыл своего удивления. В голосе его, доселе теплом, появилась некая наигранная надменность.
— А почему, собственно, вы обращаетесь ко мне по поводу иконы? — спросил он. — Древнерусским искусством как таковым я не занимаюсь.
— Ну как же, Леонид Яковлевич! — удивился Лобачев. — Говорили, вы как раз знаток, у вас же коллекция.