Вбитые в него рефлексы взяли вверх – Эрик принялся перебирать аварийный комплект в потолочном шкафчике. Тут-то его и настиг эмоциональный шок. Он стиснул в руках силиконовую надувную программируемую четырехместную лодку, и его затрясло.
Оценивать положение!.. Точно кадет-первогодок.
В дыхательной трубке скафандра забулькал рваный смех. Прикрывавший глазницы Эрика блестящий черный силикон повысил проницаемость, выпуская обжигающую сжатые веки соленую жидкость.
Никогда в жизни агент не ощущал себя настолько беспомощным. Даже когда одержимые брали «Крестьянскую месть» на абордаж, он мог что-то сделать. Он мог сражаться, ударить в ответ. Кружась над Новой Калифорнией под прицелом Организации, готовой уничтожить корабль при первом неверном ходе, он мог записывать в память данные с сенсоров. Он всегда мог делать что-то полезное.
Но сейчас он в унизительной беспомощности ощущал, как рушится его рассудок, уподобляясь увечному телу. Из темных уголков рубки выползал страх, поглощая остатки сознания, порождая в висках боль куда сильнее боли от обычной раны.
Даже те мышцы, что еще не вышли из строя, отказывались повиноваться, оставив Эрика позорно прикованным к надувной шлюпке. Последние резервы упорства и решимости иссякли, и даже многоликие программы нейросети не могли больше защитить рассудок своего носителя.
Слишком слаб, чтобы жить, слишком испуган, чтобы умереть, – Эрик Такрар стоял на предельной черте.
В восьми километрах от Стонигейта Кохрейн, посигналив, свернул «Кармического крестоносца» с дороги. Три следовавшие за ним машины перевалили через обочину и остановились рядом, на лугу.
– Йо, чуваки! – гаркнул Кохрейн малолетним хулиганам, оккупировавшим салон. – Вылезать пора, дык, тьма грядет!
Он нажал на приборной доске большую красную кнопку, и двери открылись. Лавина детворы хлынула наружу.
Кохрейн надел свои лиловые очечки и вылез из кабины. К нему подошли, рука об руку, Стефани и Мойо.
– Хорошее место, – заметила она.
Караван остановился у въезда в неглубокую долину, совершенно перекрытую бурлящим пологом алых туч, так что даже далекие горы не были видны.
– Да вообще поездка клевая выходит, просто ништяк.
– Точно.
Хиппи материализовал самокрутку с анашой.
– Затяжку?
– Нет, спасибо. Я лучше посмотрю, чем бы их на ужин накормить.
– Клево. Я пока дурных вибраций не чую, но лучше присмотрю, чтобы назгулы над нами не кружили.
– Давай. – Стефани дружески улыбнулась ему и двинулась к задней части автобуса, где находилось багажное отделение. Мойо принялся вытаскивать посуду.
– Завтра к вечеру, пожалуй, до Чейнбриджа дотянем, – предположил он.
– Ага. Когда мы выезжали, я правда такого успеха не ожидала.
– Скучно жить, когда все предсказуемо. – Мойо вытащил большую электрическую жаровню и поправил алюминиевые ножки, чтобы не шаталась. – Кроме того, получилось ведь лучше, чем задумывали.
Стефани оглядела импровизированный лагерь и кивнула с одобрением. Вокруг машин сновало почти шесть десятков ребятишек. Попытка двоих человек помочь горстке одержимых обрушила лавину.
В первый же день их четырежды останавливали местные жители и сообщали, где прячутся неодержанные дети. На следующий день в автобус набилось два десятка ребятишек, и Тина Зюдол вызвалась отправиться с компанией. На третий день к ним присоединились Рена и Макфи еще с одним автобусом.
Сейчас машин было четыре и восемь одержимых взрослых. Они уже не мчались напрямую к границе на перешейке, а ехали зигзагами, чтобы посетить как можно больше городов. Люди Эклунд – а эту команду с наименьшей натяжкой можно было назвать правительством Мортонриджа – поддерживали сеть связи между крупнейшими поселениями, хотя пропускная способность каналов значительно уменьшилась. Новости о караване Стефани распространялись широко, и в некоторых городах дети уже ждали их на обочинах, иные – в лучших костюмчиках и с обедами в корзинках от тех одержимых, что заботились о них. Стефани и Мойо были свидетелями просто-таки душераздирающих прощаний.
Когда дети поели, умылись и были разведены по палаткам, Кохрейн и Франклин Квигли нарубили веток и развели настоящий костер. Взрослые все собрались вокруг него. Золотой свет разгонял вечное тускло-алое мерцание туч.
– Думаю, когда разберемся с ребятишками, о возвращении в город можно забыть, – заявил Макфи. – Мы неплохо сработались. Давайте ферму, что ли, заведем? В городах кончаются припасы. Будем выращивать овощи и продавать им. Вот и делом займемся.
– Он неделю как с того света вернулся, а ему уже скучно, – пробурчал Франклин Квигли.
– За-ну-да, – выговорил Кохрейн, выдувая из ноздрей струйки дыма. Те устремились к Макфи, точно кобры-близняшки, чтобы укусить его за нос.
Великан-шотландец отмахнулся, и дымные струи превратились в деготь и шлепнулись наземь.
– Мне не скучно, но заняться чем-то надо. Есть же смысл о будущем подумать.
– Может, ты и прав, – согласилась Стефани. – Что-то мне не по душе ни один из городков, где мы побывали.
– Мне так кажется, – заметил Мойо, – что одержимые делятся на две группы.