Нейтронный Алхимик. Конфликт

Все исследования по проекту «Леймил» были приостановлены, весь персонал каждого отделения помогал в анализе расшифрованных сенсорных записей. Однако отдел электроники, несмотря на кипящую вокруг него деятельность, не выглядел особенно многолюдным. Дешифровка уже закончилась, и вся информация в леймильском электронном стеке была переформатирована под человеческий стандарт восприятия.

— Сейчас задержка только в самом процессе анализа, — объяснял Оски Кацура, проталкивая Иону в холл. — Мы скопировали все воспоминания из стека на постоянный носитель, так что можем иметь к ним полный доступ. Повреждено всего лишь двенадцать процентов файлов, что дает нам восемь тысяч двести двадцать часов записи. Хотя, конечно, наша команда работает и над восстановлением утраченного.

Энергию от электронного стека наконец отключили. Техники столпились вокруг его прозрачного колпака-хранилища, отсоединяя аппаратуру поддержания газовой среды.

— И что вы с ней будете делать дальше? — поинтересовалась Иона.

— Ноль-тау, — ответил Оски. — К сожалению, это слишком большая ценность, чтобы выставлять ее в музее. Если, конечно, вы не желаете сначала показать его публике?

— Нет. Это ваша специальность, поэтому я и назначила вас главой отдела.

Иона заметила, что вместе с работниками проекта на многих постах трудятся служащие технического бюро конфедеративного флота, и сочла признаком новых времен то, что никто на них даже не оглядывается.

За тем, как техники готовят стек к хранению в ноль-тау, наблюдали Паркер Хиггенс, Кемпстер Гетчель и Лиерия.

«Иона».

Таившаяся в этих словах бездна смыслов была для него, похоже, закрыта.

— Больше мы не можем полагаться на краденые знания. К большому разочарованию флотских, гигантские лучеметы остаются мечтой. Придется нам думать своей головой. Неплохая новость, да?

— Если только в твою дверь не постучатся одержимые, — холодно молвил Паркер Хиггенс.

— Дорогой мой Паркер, я тоже иногда смотрю новостные каналы.

— Как продвигаются поиски Унимерона? — спросила Иона.

— С технической точки зрения — прекрасно, — с энтузиазмом ответил Кемпстер. — Мы завершили проект нужного нам сенсорного спутника. Юный Ренато отвез прототип в орбитальную зону, где мы намерены его использовать, ради проверки. Если все пройдет хорошо, на той неделе промышленные станции начнут массовое производство. К концу месяца мы насытим орбиту зондами, и, если там присутствует необычная протечка энергии, мы ее засечем.

Иона надеялась, что дело пойдет скорее.

— Прекрасно сработано, — ответила она старому астроному. — Оски говорит, что вы нашли воспоминание о самоубийстве космограда.

— Да, мэм, — ответил Паркер Хиггенс.

— Они использовали против одержимых оружие?

— Счастлив сообщить, что не физическое. Они до странного благодушно отнеслись к самоубийству.

— Что думают флотские?

— Разочарованы, но согласились с нами, что культура космоградов не сделала и попытки физически уничтожить одержимых леймилов, приближавшихся со стороны Унимерона.

Иона присела за незанятый пульт.

— Очень хорошо.

— Покажи мне.

Она никак не могла привыкнуть к иллюзорным ощущениям леймильского тела. В этот раз ей достался один из двух видов самцов — яйцекладущий. Он стоял посреди группки других леймилов, его нынешней семьи и сожителей, на краю третьего брачного содружества. Его горновые головы затрубили тихонько, и песню эту подхватили сотни глоток. Неторопливая мелодия вздымалась и опадала, омывая поросший травой склон. Эхо ее отзывалось в мозгу, ибо песню эту пели леймилы во всех содружествах космограда. Материнская суть объединяла их, и вместе с ней они пели о своем горе, и им откликались духи лесов и лугов, слабые умы зверей, и сама материнская суть пела с ними. Так пели все космограды, покуда к их созвездию приближались обманутые мертвецы.

Эфир звенел скорбью, подавлявшей каждую живую клетку в космограде. Солнечные шпили меркли ранним закатом, и блекли их радостные краски, к которым леймил привык за всю жизнь. Закрывались цветы, их завитые лепестки вздыхали во мгле, а души рыдали о грядущей потере.

Леймил взялся за руки с собрачниками и детьми, готовый разделить с ними смерть, как делил жизнь. Так же все семьи брались за руки, питаясь силой в единении. На дне равнины сложился единый огромный треугольник. Стороны его состояли из множества взрослых троек, внутри же оставались дети — драгоценные, лелеемые. Они стали единым целым, символом силы и неприятия зла. Соединялись тела и умы, мысли и дела.

— Соединитесь в вознесении, — сказал он детям. Шеи их сплелись, головы качались с трогательной детской неловкостью.

— Скорбь. Страх неудачи. Победа смертной сути.

— Вспомнить учение суть-мастеров, — наказал он им. — Род леймилов завершаться. Знание приносить исполнение родового права. Вечное возвышение ожидать сильно. Вспомнить знание. Верить знание.