Нейтронный Алхимик: Консолидация

Рэндол разрешил, взмахнув рукой. Бортовой компьютер «Самаку» открыл канал связи с диспетчерской Айякучо.

— Говорит офицер иммиграционной службы Мабаки. Чем могу служить?

— Меня зовут Дафина Кигано, — датавизировала в ответ Алкад, сообщив имя, указанное в одном из ее паспортов, и не обращая внимания на вопросительный взгляд Рэндола. — Я жительница Дорадосов, и я хочу домой. Не понимаю, в чем проблема.

— В обычное время никакой проблемы не возникло бы. Вы, полагаю, еще не знакомы с предупреждением конфедеративной Ассамблеи?

— Нет.

— Понятно. Подождите, я вам его датавизирую.

Вся команда корабля вчитывалась в сообщение вместе с Алкад. Сильнее изумления, сильнее недоверия был гнев. Гнев на то, что это случилось именно сейчас. На ту угрозу, что представляли последние события ее миссии для ее долга. Должно быть, Мать Мария давно оставила гарисский народ, если вселенная ставит на ее пути столько боли, зла и погибели.

— И все же я желаю попасть домой, — датавизировала Мзу, закончив с документом.

— Невозможно, — ответил Мабаки. — Мне очень жаль.

— Я единственная ступлю на астероид. Даже будь я одержимой, я не представляю угрозы. И я готова подвергнуться проверке на одержание. В предупреждении сказано, что присутствие одержимых выводит из строя электронику. Это должно быть просто.

— Простите, но рисковать мы не можем.

— Сколько вам лет, офицер Мабаки?

— Простите?

— Ваш возраст?

— А это имеет значение?

— О да!

— Мне двадцать шесть.

— Да ну? А мне, офицер Мабаки, шестьдесят три.

— И?..

Алкад тихонько вздохнула. И что им на Дорадосах преподают в школе на уроках истории? Или нынешняя молодежь ничего не знает о трагедии прошлого?

— Это значит, что я была эвакуирована с Гариссы. Я пережила геноцид, офицер Мабаки. Если бы наша Мать Мария хотела погубить меня, она сделала бы это тогда. Сейчас я всего лишь старуха, которая мечтает попасть домой. Это настолько сложно?

— Мне действительно очень жаль. Но гражданским судам стыковка запрещена.

«А что, если я правда не смогу попасть на Дорадосы? На Нароке меня уже будут ждать все разведки. Туда мне не вернуться. Может быть, Повелительница Руин примет меня обратно? Тогда я обойдусь без особых бед, не говоря уже о личностном допросе. Но будет покончено со всем — и с Алхимиком, и с нашим возмездием».

Перед глазами стояло лицо Питера при той, последней встрече, покрытое медицинским нанопакетом, такое доверчивое. И это укрепило ее волю — слишком многие полагались на нее, драгоценная горстка посвященных и массы, пребывающие в благословенном незнании.

— Офицер Мабаки!

— Да?

— Когда этот кризис закончится, я смогу вернуться домой, верно?

— Буду только рад дать вашему кораблю разрешение на стыковку.

— Хорошо. Потому что это разрешение будет в вашей карьере последним. Первое, что я сделаю по возвращении, — навещу своего близкого друга Икелу и расскажу ему, через какие испытания я прошла по вашей милости.

Она затаила дыхание, словно погруженная в ноль-тау. Единственное имя из ее прошлого брошено наугад в бездну эфира. Мать Мария, пусть оно найдет цель!

Капитан Рэндол басовито хохотнул.

— Не знаю, что вы сделали, Алкад, — прогремел он, — но нам только что датавизировали разрешение на стыковку и вектор сближения.

Андре Дюшамп давно уже пришел к печальному выводу, что салон никогда уже не будет прежним. Одержимые в компании с Эриком учинили в нем ошеломительный разгром, повредив не только панели, но и скрытые под ними системы.

Тесная палуба под салоном находилась в столь же жалком состоянии. Челнок просто не было смысла чинить — не сработали грузовые захваты, и пока «Крестьянская месть» шла под ускорением, его мотало по трюму. Лонжероны по всей длине челнока погнулись, а кое-где и переломались.

Дюшамп не мог позволить себе исправить даже половину повреждений, не говоря уже о том, чтобы заменить челнок. Разве только он возьмется за новый боевой контракт. После Лалонда подобная перспектива не очень его прельщала. «Стар я для таких антраша, — подумал он. — По всем правилам мне давно пора было сколотить состояние и уйти на покой. Если бы не торговые картели этих чертовых англо, так и было бы».

Злость придала ему сил отломить последний зажим вентилятора, над которым он трудился. Пластиковая звездочка под его пальцами разломилась, и осколки полетели во все стороны. Перегретый жаром пламени одержимых, а потом неделю подвергавшийся заморозке в вакууме, пластик становился чудовищно хрупким.

— Пособи-ка, Десмонд, — датавизировал он. Для ремонта им понадобилось отключить систему жизнеобеспечения в салоне, а значит, приходилось работать в скафандре. Стоило остановиться циркуляции воздуха, и вонь в салоне становилась невыносимой. Хотя тела давно унесли, за время перелета от Лалонда мелкие частички органики занесло по всяким щелям.