Неизбежная могила (ЛП)

— Согласен, — ответил Страйк. — Это объяснение меня тоже не устраивает. Итак, если интерес твоего отца к Бекке не был сексуальным, у нас остаются три версии. Первая: Бекка на самом деле Дайю. Очевидно, что это может быть доказано только в том случае, если мы получим образец ДНК Мазу. Но, как ты заметила, против этой теории есть возражения. Таким образом, мы переходим к следующей версии. Бекка не Дайю, но она биологическая дочь твоего отца, и, когда Дайю не стало, Бекку готовили занять ее место.

— Подожди, — нахмурилась Эбигейл. — Нет, стоп. У Луизы уже были дети, она привезла их с собой на ферму. Бекка родилась не там.

— Это не обязательно означает, что она не твоя сводная сестра. И, если уж на то пошло, то, что Дайю родилась до того, как вы с отцом переехали жить на ферму, тоже не означает, что Дайю не была его ребенком. Ты сказала мне, когда мы встречались в прошлый раз, что твой отец много переезжал, когда была жива твоя мать, и он также много странствовал с тех пор, как переехал жить на ферму. Я думаю, наивно воображать, что единственное место, где твой отец занимается сексом с другими женщинами, — это на ферме Чапмена...

— Дайю не была моей гребаной сестрой. Она была дочерью Грейвса и Мазу!

— Послушай, — спокойно обратился Страйк. — Я знаю, ты хочешь верить, что твой отец искренне любил твою мать...

— Так, черт побери, и было, понял? — сказала Эбигейл, снова порозовев.

— Но даже мужчины, которые любят своих жен, как известно, изменяют. Ты с родителями была когда-нибудь на каникулах в Кромере, где умерла твоя мать, или вы когда-нибудь жили где-то поблизости?

— Жили поблизости, — неохотно ответила Эбигейл.

— Тебе не кажется, что, возможно, твой отец и Мазу уже встречались и у них начался роман до того, как твоя мать утонула? Разве не правдоподобно, что он увез тебя жить на ферму Чапмена, чтобы быть со своей любовницей и растить обоих детей под одной крышей? Вряд ли он признался бы в этом своей скорбящей дочери, не так ли?

Лицо Эбигейл покраснело. Она выглядела рассерженной.

— То же самое относится и к Луизе, — сказал Страйк. — Он мог бы стать отцом всех ее детей, насколько тебе известно. Деловые поездки, собеседования при приеме на работу, доставка роскошных автомобилей, ночевки в разных городах… Я знаю, ты предпочла бы думать, что распущенность и неверность твоего отца начались на ферме Чапмена, но я пытаюсь выяснить, почему с Беккой обращались так, как не обращались ни с одним другим одиннадцатилетним ребенком ни до, ни после, и самое очевидное объяснение заключается в том, что Джонатан Уэйс был ее отцом. Похоже, он ценит своих отпрысков.

— Ты издеваешься? — огрызнулась Эбигейл.

— Когда я говорю «ценит», я не имею в виду, что это любовь в привычном нам понимании. Его цель, похоже, состоит в том, чтобы наполнить церковь своими собственными детьми. Если один или двое уходят, он, вероятно, воспринимает это как серьезную потерю, учитывая, что классная комната на ферме Чапмена полна его потомков.

— Но есть простой способ доказать все это или опровергнуть. У меня нет полномочий требовать образцы ДНК у твоего отца, Мазу или кого-либо из Пёрбрайтов, но если бы ты...

Эбигейл резко встала, выглядя расстроенной, и вышла из комнаты.

Уверенный, что она вернется, Страйк остался на месте. Достав телефон, он проверил сообщения. Одно из них доставило бы ему огромное удовольствие, если бы он не прочитал второе и не почувствовал гнев, смешанный с паникой.

132

Поток мчится меж обледенелых берегов.

Бездна — вода, взволнованная бурей.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Телевизор в верхнем помещении храма больше не показывал репортажи о Джонатане Уэйсе или ферме Чапмена. Вместо этого ведущий и двое гостей обсуждали вероятность официального оформления выхода Британии из ЕС в начале 2017 года. Мазу оторвалась от перебора стеблей тысячелистника, чтобы выключить звук телевизора, а затем продолжила подсчет.

Вскоре она закончила. Робин видела в отражении, как Мазу наклонилась, чтобы сделать последнюю пометку на листе бумаги, лежащем на полу, а затем женщина перевернула страницы «Книги перемен», чтобы найти составленную ею гексаграмму.

— Ну, и что получилось? — громко спросила Робин, входя в комнату.

Мазу вскочила на ноги, ее лицо было ужасно белым в тусклом свете телеэкрана.

— Как ты сюда попала?

— Я стала чистой духом, — сказала Робин, ее сердце билось так быстро, словно она пробежала марафон. — Двери распахнулись передо мной, когда я ткнула в них пальцем.

Она была полна решимости казаться бесстрашной, но это было непросто. Умом она понимала, что Мазу уничтожена, ее сила ушла, что она представляла собой жалкую фигуру в своей мешковатой толстовке и грязных джинсах, однако часть ужаса, который эта женщина внушала на протяжении нескольких месяцев, осталась. Мазу предстала перед ней демоном из сказок, ведьмой в пряничном домике, повелительницей агонии и смерти, и она пробудила в Робин постыдные, первобытные страхи детства.