Неизбежность (Дилогия - 2)

А я думаю: стоять на месте нельзя было и потому, что авиация японская могла налететь. Жару могла дать - не возрадовались бы. Конечно, погода сейчас нелетная. Но кто ж ведает, какой она будет через час-два? Возьмет и распогодится.

В разговор встревает Логачеев, но совсем, так сказать, не по теме. Вздохнув, он произносит с задумчивостью:

- На обед сызнова был пшенный супец... Приелась пшенка...

Хуже горькой редьки! А ведь существует на свете уха! В Дербенте я похлебал ушицы!

- Ты ж бывший рыбак, потому и похлебал. - Это Микола Симоненко.

- А знаешь, сержант, что такое архиерейская уха? Мигом обскажу... Сперва варят петуха, после его выбрасывают. А в том бульончике уже варят рыбочку! Объедение!

- Лучше тройной ухи?

- Сержант, ты меня удивляешь! Лучше архиерейской ухи на свете не бывает!

- Вношу уточнение, - сказал Кулагин. - Какая разница между рыбным супом и ухой? Рыбный суп - это без водки, уха - это рыбный суп с водкой!

- У тебя одно на уме...

А дождь льет, как пошутил Миша Драчев, без перерыва на обед. Что-то никак не распогодится.

Но вот проблеск! Тучи приподнялись, разредились, в окнах заголубело небо. Часам к десяти пробилось солнышко, и от одежды, от земли начал подниматься пар. Но ручьи продолжали, клокоча, течь с вершин, - видимо, ливень добре напоил их. Вообще благодать: ни дождя, ни испепеляющей жары, солнышко ласковое. Уши то закладывает, то отпускает: меняется, стало быть, давление, мы спускаемся, хоть высота еще - ого-го.

- Мировая погодка - мировой настрой! - говорит, подмаргивая, Толя Кулагин.

Воистину так.

- Врач больному: "Со снотворным спите? Или с женой?"

- Ха-ха! Даешь, Логач!

- Хохмит, а у меня в натуре вот чего было... В доме отдыха выбираю себе напарника, чтобы не храпел. Здоровенных, толстых и пожилых - в отставку, выбрал маленького, худенького. Но заморыш этот храпел, как великан! Влопался я, хоть сбегай...

Чей-то не вяжущийся с общим тоном говорок:

- Филипка Головастикова жалко. Сколь каши съели вместе!

И шуточки пресекаются, солдаты умолкают. А мне приходит на память: поздняя осень, мы уже за Шешупой, в Восточной Пруссии, отбивали контратаку за контратакой. И прибыл с пополнением в роту - даже не в мой взвод сержант, большеглазый, стройный, с кудрями, а руки... пет, ручки - узкие, породистые, пальцы - длинные, тонкие, музыкальные. Он и был на гражданке пианистом. Я ему: чего в ансамбль не пошел? Он отвечает: у меня дружок всю войну прокантовался в ансамбле песни и пляски, а я хочу войну честно отработать. Через пару дней роту крепенько накрыло артналетом, пианисту оторвало обе кисти. Уж как он убивался: кто я теперь, что буду делать, лучше б сразу прикончило.

И что же? Когда раненых эвакуировали, рядом с санитарным автобусом ахнула полутонная бомба, о таких солдаты говорят: "Ну и дура! Ну и корова!" После мы подошли к краю огромной воронки, заполнявшейся бурой вонючей водой...

В вёдро прилетел "кукурузник", сбросил кипы газет - за несколько дней кряду, - и мы узнали, что еще десятого августа Малый хурал и правительство Монголии объявили священную войну Японии, что монгольские войска, оперативно входя в состав Забайкальского фронта, успешно действуют на его правом фланге.

Значит, где-то правее нас. Спасибо, братья-монголы!

О Забайкальском фронте тоже пишут. Например, я прочел, что в боях за Халун-Аршанский укрепрайон совершил подвиг комсомолец Шелоносов - бросился грудью на амбразуру дота. Мы этот укрепрайон обошли, но часть сил его блокировала, штурмовала город Солунь, и вот забайкалец Шелоносов повторил подвиг Александра Матросова. Да, многое из того, что было на Западе, повторяется на Востоке. А многое - в новинку...

Танк едва не зависал над пропастью - столь узкой была горная тропа. Десантники из предосторожности - не дай бог, танк скувырнется, загудишь вниз заодно с ним - поспрыгивали, двигались позади, вглядываясь в нависшие гранитные скалы. Машина повторяла извивы тропы, лязгая гусеницами и стреляя в лица выхлопными газами. Автоматчики временами отворачивались, но не отставали: надо быть вблизи машины, а ну как опять какой-нибудь фанатик с миной на спине выпрыгнет из волчьей ямы? Скалы отвесные, голые, скользкие, неплохо просматриваются, да мало ли что? Ведь не усмотрели же вчера, и смертник подорвал танк. Помним об этом и напряженно шарим глазами и биноклями по скалам. Ну и под ноги - уже без биноклей - не забываем посматривать: не споткнуться бы, по сверзиться бы.