Неизбежность (Дилогия - 2)

Нет, но будет. Посветлело - бледный, немощный месяц будто вскарабкался на гребень сопки. Стало видно: колонны и колопны, пыль над степью, хотя на травах роса, наши сапоги мокрые, грязные; пылюка лежит толстым слоем, никакая роса не прошьет ее насквозь. Дождя бы доброго, да мы уж подзабыли, что это за явление природы. С бездорожья свернули на нечто вроде проселка, перепаханного гусеницами. Месяц померк. В степи светлело поиному: из-за сопок переплескивалась утренняя заря. Сумрак истончался, рассеивался, словно испарялся под лучами солнца. Оно как бы притушено желтой пылью, висящей над степью. Видимость приличная. Озираемся: те же сопки и распадки, что и в Монголии, те же ковыли, полынь, солончаки, каменные осыпп, пылюка, но уже Маньчжурия! Нас обгоняют автомашины, грузовые и легковые, мотоциклы-трещотки, самоходные установки, бронетранспортеры, танки "ИС" и "Т-34". А я-то предполагал: танки впереди. Оказывается, далеко не все. Пролетают и самолеты, и бомбардировщики, и штурмовики, "ИЛы", прозванные немцами "летающей смертью", - для японцев тоже подойдет это прозвище.

Давайте газуйте, с техникой пехота не чувствует себя сиротинкой!

Сколько идем? На французские не гляжу. Трушина Федю не спрашиваю: прикидываю про себя: часа три или четыре. Усталость прошла, явилось второе дыхание. Определенно четырехсоткилометровый марш по монгольскому степу закалил нас, Трушин прав, пригодилось. Всматриваюсь в него, в своих взводных, отделенных, рядовых. И, клянусь, ни одного унылого, сплошь выражение радостное, приподнятое. А интересно, испытывают ли они то, что испытываю я: маньчжурская земля была неласковой, чужой, враждебной, теперь же там, откуда японцы нами изгнаны, близкая, как своя.

Солнце начинает пригревать, а затем и припекать. Солдаты прикладываются к флягам. Памятуя опыт, приказываю: воду экономить. Неизвестно, когда попадутся колодцы, речки или пресные озера. Также неизвестно, подвезут ли воду в цистернах-водовозках. Пока что пас нагоняют цистерны с горючим для танков и автомашин. Мы обогнули кумирню - разглядывать было некогда - у пересохшей безымянной речушки, по ее руслу машины шли, как по дороге. За пересохшей речонкой нас обогнал бензовоз и следом - "виллис". В "виллисе" - я признал пх сразу - сидели подполковник, заместитель начальника политотдела дивизии, и майор, редактор "дивизионки". Бензовоз газанул - аж камешки изпод колес, а "виллис" притормозил. Мы поравнялись с ним, и толстый очкастый редактор позвал:

- Лейтенант Глушков!

Я подошел, козырнул. Подполковник с розовым шрамом на лбу кивнул незряче: не узнал либо притворяется? Либо забыл, как сотворял мне втык в Восточной Пруссии за Эрну? На парткомиссию грозился выволочь. Не извольте сомневаться, товарищ подполковник: на сегодняшний день связи с немкой не поддерживаю. Майор сидя козырнул и, поблескивая очками, добродушно сказал:

- Давненько не виделись, товарищ Глушков.

- Не получалось как-то, товарищ майор.

- Редактор, не разводи... Покороче! - Замначподива выбивал пыль из фуражки.

- Позволит обстановка, поговорим, товарищ Глушков... Спешу! Вот для роты спецвыпуск нашей газеты. С важным документом! - Он сунул мне пачку, перевязанную шпагатом. - До встречи в Чанчуне!

- До встречи в Порт-Артуре! - Я отдал честь рванувшей машине. Да-а, а шофер "виллиса", кажись, тот самый, при котором замначподива учинял мне разнос за Эрну. Милая, далеко же ты от меня, и оправдываться не надо...

Федя Трушин как будто ревниво сказал:

- Редактор - твой дружок?

- Что ты! Майор, пожилой человек... Мне ближе редакционная молодежь, хотя и среди них приятелей нет. Так, добрые знакомЦы...

- Оправдался. Но замечу в скобках: редактору надлежало б вручить газеты политработнику, мне то есть.

- Это ему скажи. Я-то при чем?

- Оправдался. Давай сюда пачку.

Я отдал. Он развязал шпагат, экземпляр протянул мне, остальные принялся раздавать в роте, приговаривая:

- Читайте "Советский патриот", спецвыпуск! Читайте важный документ! Читайте и делайте ьыводы!

А сам документ не прочел, только краем глаза схватил заголовок: "Заявление Советского Правительства Правительству Японии". Действительно, очень важно! Стараясь не оступиться, поглядывая и под ноги, я держал перед собой половинку газетпой полосы, словно положил на пюпитр. Вот что прочел:

"8 августа Народный Комиссар Иностранных дел СССР В. М. Молотов принял японского посла г-на Сато и сделал ему от имени Советского Правительства следующее заявление для передачи Правительству Японии:

"После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной военной державой, которая все еще стоит за продолжение войны.

Требование трех держав - Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией.