Неизбежность (Дилогия - 2)

Отобедав, я достал из планшета свой блокнотик. Записываю:

"Человек без совести хуже, чем без разума. Безумный человек совершает поступки, не осознавая, а тот, что без совести, сознательно и этим страшен. Как появляются бессовестные люди?!" Гениальные мыслишки? Пусть не очень, по это для себя. Дневника я не веду, офицерам запрещено, дабы дневник не попал к врагу, однако в блокнотике не дневниковые записи, никаких военных сведений - общие мысли и рассуждения, вряд ли кому нужные, кроме меня.

Писал авторучкой (карандаш запропастился), суховей швырялся песочком, как бы посыпал написанное. В старину специально посыпали песком, чтоб чернила поскорей подсыхали? Вроде бы так. Спросить бы у Вострикова либо Нестерова, книгочеи, может, вычитали где-нибудь и про это? Да неудобно: солдаты знают, офицер не знает, а еще командир роты. И я ни о чем не спросил Вострикова с Нестеровым, лишь осмотрел их, шелестящих газетами. Мальчики сняли и шаровары, остались в трусах. А почему бы и нет, ежели ротный старшина товарищ Колбаковский самолично скинул шаровары и, поскольку трусов он принципиально по признает, остался в кальсонах с тесемочками. Динамовская майка с подштанниками - смешно.

3

Он подсел ко мне и, шевеля пальцами ног с отросшими ногтями, с неодобрением наблюдая за ними, сказал тенористо, врастяжку:

- Товарищ лейтенант, привыкаете к тутошней температурке?

- Сразу не привыкнешь, старшина.

- Не поверите, товарищ лейтенант, вроде я помолодел, переехамши госграницу. И не предполагал, что так воздействует... Отбарабанил я туточки подходяще, в молодые-то годы... Вообще послужил в армии! Можно сказать, полжизни провел обутым, одетым. Одетый сплю хорошо, фуражку на лицо - и порядок. А разутый, раздетый, бывало, не засыпал... Сомневаетесь? Нет? Действительную я зачинал служить в Забайкалье, края сходные с монгольским степом. И там и здесь тарбаганы, ковыли да солончаки...

Степ - он, а не она, так говорят казаки, и я подумал, что Колбаковский-то со Ставропольщины, возможно казачьего роду.

Он продолжал:

- В Забайкалье на разъездах - войска, войска. Нынче там Тридцать шестая армия дислоцируется... Так, значится: отслужил я действительную, заарканили на сверхсрочную. Заарканили - для красного словца, к армейской службе я приклеился. Не отклеишь! Уважаю! В стрелковой дивизии ротным старшиной т япул лямочку, а после в Монголию перевели, в Семнадцатую армию, нынче ее сдвинули вправо... Аккурат под Новый год прибыл в Баяи-Тумэпь. Все как в разлюбезном Забайкалье: землянки, морозы под полсотпю, тумаи-"давун", давит под дых, спасу нет, снега тоже нету и елок праздничных нету, потому как не растут елочкипалочки в степу... Сперва на продскладе кантовался, через полгодика в артполк попал.

"Значит, на продскладе он служил до воины, - подумал я. - А мне кто-то говорил, дескать, всю войну сшивался возле круп да масла. Наврали... Кто? Не помню. Но поверил, теленочек..."

- Служил - не тужил. И тут закипела Великая Отечественная. "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой..." Помните ту песню? Пел со всеми, и ажио мороз по коже: туда бы, на запад! Подал рапорт; добровольцем на фронт... Знаете, мало кого посылали из Монголии на фронт, а мою просьбу уважили. Подвезло! Да не совсем...

- Что так? - прервал я.

- Да так... - протянул Колбаковский, которому приятна моя заинтересованность. - Видите ли, товарищ лейтенант, как оно скособочилось-то... До передовой не доехал, по врагу не выстрелил...

Довезли нас ажник до Тулы чин чпнарем, а туточки налетели стервятники, разбомбили, расстреляли эшелон вдрызг. Мне влепило осколком в плечо, чуток лапы не решился...

- А я и не ведал. Что ж вы раньше не рассказали?

- Не было повода.

Мне почему-то стало неловко, будто из-за моей именно черствости старшина не поделился прежде. Я пробормотал:

- В госпиталь попали?

- Само собой. Потартали меня от Тулы-оружейницы обратно, на восток. В свердловском госпитале проканителился полтора месяца, а оттудова куда, вы думаете? Снова на фронт? Снова в Монголию! Как поется, судьба играет человеком... Уж как я пи рвался, попал на фронт только в январе сорок пятого. И то целая история...

- Какая? - Интерес у меня повышенный, чрезмерный.

- Такая, товарищ лейтенант... Обскажу, слухайте... В феврале - марте сорок второго в армию зачали призывать девиц, едрп твою качалку! И меня угораздило попасть старшиной зенитной батареи, где один женский пол! Комбат мужик да я, остальные бабье, девицы то есть... Ох и нанервпичался с ними! Чуть что - обиды, слезы, слова резкого не скажи, а бранное позабудь, иначе истерика. И жалел их, и злился... А построения! На вечерней поверке все в наличии, на утреннем осмотре кого-то недосчитаешься... Погуливали иные, мужиков-то вкруг в избытке... Кровь-то молодая, горячая, и голодуха не удержит, и старшина...

"Когда кровь горяча, никто не удержит, - подумал я. - По себе сужу".