Читаем Неизбежность (Дилогия - 2) полностью

Прием Мао открыл речью, в которой воздал хвалу Советскому Союзу, Красной Армии, товарищу Сталину - истинным и могучим друзьям китайского народа и КПК. Обошел присутствующих, чокнулся, с русскими чокался минут пять, желая здоровья, счастья и успехов. Когда они вошли, он пожал пм руки, похлопал по спинам, справился о самочувствии, они ответили: спасибо, все хорошо.

Этот Сун Пин попортил ему кровь, Совался во все щели, энесомненно радировал в Москву. Многое вынюхал из того, что Мао Цзэдуп предпочел бы не предавать гласности. Например, о прямой связи Яньани с японским командованием - о взаимном обмене разведданными насчет войск Чан Кайтпи. Долго держали в тайне, все-таки Суп Пин выведал. Да по существу, ему известна вся яньапьская подноготная. И ведь не уберешь: Москва за ним.

Многослойный плавал дым, мигали свечи, на тесе, которым были обшиты стены, ломались тени. Цзяп Цип накручивала патефон, ставила пластинки. Но танцующих было немного, ибо у Мао, заядлого танцора, не было в этот вечер настроения выделывать замысловатые на: хотелось покоя. Да и мысли не оставляли...

Словно растекшись по шезлонгу, он прихлебывал из кружки, заедал любимыми земляными орешками, которые жена сыпала ему в руки. Способный говорить по нескольку часов кряду, сегодня он был молчалив: пусть гости говорят, танцуют, веселятся, а он всего лишь радушный, по скромный хозяин. Временами улыбался. Вокруг веселились, он доброжелательно, разрешающе кивал и прихлопывал ладонями в такт танцу.

Цзяп Цин шелковым платочком промокнула ему потный, разгоряченный лоб, смахнула крошки с уголка губ. Он и ей доброжелательно кивнул. И подумал, что на нее может положиться до конца, она, по-видимому, единственный человек, который не предаст пи при каких обстоятельствах. Ибо его судьба это и ее судьба. Его взлет - ее взлет, его падение - ее падение. Нет, падения не будет, будет непрерывный, устремленный ввысь полет!

Мао привязался к молодой супруге, которая неусыпно заботилась о его здоровье, питании, одежде, досуге, была прилежной слушательницей, идейной соратницей и вела всю секретную переписку мужа. В свое время Центральный Комитет высказался против женитьбы Мао Цзэдупа на Цзяп Цпп, туманно ссылаясь на сомнительные моральные качества кинозвезды, по он настоял на своем. И не жалеет...

Наверное, если б по присутствие на вечеринке Цзяп Цин, он мог бы ощутить себя совершенно одиноким: пи близких, ни друзей у пего не было, по в том-то и суть, что Мао никто не нужен, и поэтому он никогда не ощущал одиночества. В последние годы все чаще и продолжительнее отъединялся от людей, по многу часов проводя сам с собой. Когда же ему было что-нибудь надо, появлялась Цзяп Цип, и все устраивалось мгновенно и как нельзя лучше.

Вообще она в нужный момент всегда была рядом. Помнится один пз многочисленных споров с Ван Мином, этим догматиком.

Спорили они до хрипоты. Цзяп Цип сидела в углу и одобрительно кивала, когда говорил муж. Затем в комнату вошла жена Ban Мина и сказала: "Где я только не искала тебя, а вы, оказывается, опять тут ссоритесь. Лучше пойдем домой ужинать". И Цзяп Цпп весело сказала: "Как хорошо, что вы пришли! До чего же невозможны эти два старых петуха. Как встретятся, так и дерутся...

Изловпте-ка вы своего и уведите его, а я своего изловлю и уведу.

Чтоб они больше не могли драться!" Все окончилось как бы шуткой. И правильно, что Цзян Цип разрядила обстановку. Спасибо Цзян Цин! Хотя иногда он отъединялся и от жены.

В подобных уединениях Мао по-особому высвечивалось, ради чего он жил, что составляло смысл жизни - борьба за власть и обладание этой властью над миллионами людей, над человеческим бескрайним морем, именовавшимся "Китай". Китай коммунистический, но не на советский, а на свой манер. Мао знает какой.

Когда это будет? Не скоро? Как он торопил события, по они двигались по-черепашьи. От нетерпения, от желания подтолкнуть колымагу истории он скрипел зубами. Горько усмехался: вот они, баловни истории - Рузвельт, Черчилль, Сталин. Ему бы эту силищу, тогда бы показал, кто такой Мао Цзэдуп из деревнп Шаошань провинции Хупаиь!

Похрипывал патефон, шаркала обувь, стучали пиалы, танцоры гомонили и смеялись. Мао, откинувшись в шезлонге, то прихлебывал, то грыз орешки, то, приподняв правое плечо, потирал кончиками пальцев лоб, то зябко сутулился, прятал кисти в длинные несоразмерные рукава. А в комнате было жарко, душно, пахло потом. Мао уловил этот запах и следом уловил чей-то боковой взгляд. Повернулся. Глядел Суп Ппп - пристально, изучающе.

Ты что, пробуешь прочесть мои мысли? Мао улыбнулся, поднял кружку:

- За советских друзей!

Сун Пин поднял свою кружку. Вот такие и парализуют твою волю. Ты и хочешь ускорить события, и не можешь. Ничего, завтра он, вероятно, еще и не сможет радикально действовать, послезавтра - сможет! А сейчас потанцуем! Поддерживаемый Цзян Цип, он поднялся, что-то ей шепнул, и сразу перед ним предстала очаровательная девушка лет шестнадцати. Под смех гостей Мао сказал:

- Жаль, к старости только голова хорошо работает!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное