Резерфорд был действительно в прекраснейшем настроении, когда зимой одиннадцатого года вошел однажды в лабораторную комнату, где работал его ученик Ганс Гейгер, и своим громоподобным голосом объявил: «Теперь я знаю, как выглядит атом!» Но пота со лба он не отер, а Гейгер именно с этого дня стал «работать, как раб», по уже встречавшемуся нам выражению его учителя. Надо было до конца утвердиться в истине, что у атома есть маленькое, содержащее в себе весь положительный заряд и почти всю атомную массу центральное ядро (Солнце), вокруг которого по удаленным орбитам вращаются отрицательные электроны (планеты). В этой истине надо было сто раз утвердиться, потому что она была невероятной.
Ясной, наглядно ясной, и — невероятной!
Одно из решающих атомных открытий было сделано на простейшей лабораторной установке. Правда, в этой установке были две дорогие детали: препарат радия и листочек золота. Но в их дороговизне не физика была виновата…
Альфа-частицы, излученные радием, бомбардировали золотой листок. Одни проходили сквозь него, как через пустоту, не задевая атомов золота. Другие — отклонялись со своего пути, рассеиваясь на разные углы. В темноте слабо мерцали вспышки на экране из сернистого цинка, и каждая вспышка, где бы ни был поставлен экран, твердила об одном и том же: «Сюда прилетела отраженная альфа-частица». Этот экран служил третьей основной деталью установки. Она в самом деле была на редкость проста.
Иногда альфа-частицы возвращались почти точно назад. Таких частиц было мало, но они, несомненно, были!
Сотрудники приходили в лабораторию загодя, чтобы глаза привыкли к темноте: считать вспышки было главной заботой. Тем временем в ожидании начала очередного опыта физики потягивали чай и слушали рассказы Резерфорда обо всякой всячине. Ничего торжественного, ничего похожего на взволнованное предчувствие исторического открытия… Зато почти через тридцать лет ученик Резерфорда Чарлз Дарвин — внук великого Дарвина — говорил, как о замечательнейшем событии в своей жизни, о том, что ему посчастливилось присутствовать в манчестерском доме учителя «спустя полчаса после рождения атомного ядра».
А рождение ядра, в сущности, свелось к тому, что Резерфорд вдруг понял, отчего иные из альфа-частиц возвращаются назад — так, словно бы атомы золота отталкивают их от себя. Впрочем, он понял это совсем не вдруг.
Позже он рассказывал, как поразили его воображение эти возвращающиеся от тонкого золотого листка, летящие с громадной скоростью альфа-частицы: это было, по его словам, так же фантастически непонятно, как если бы он увидел, что пуля возвращается назад к ружью, оттолкнувшись от бумажной мишени.
Однако внезапно ему вспомнилось то, что он читал о кометах. «Может быть, — подумал он, — эти альфа-частицы пролетают мимо встречного атома, как стремительные кометы мимо Солнца?» Испытывая могучее притяжение нашего светила, кометы огибают его и не уходят в мировое пространство, а снова появляются «по сю сторону» Солнца. Они возвращаются.
Но отчего же атом золота притягивает пролетающую вблизи альфа-частицу? Сил тяготения между их ничтожными массами было бы для этого слишком мало. Наверное, эти тельца взаимодействуют электрическими силами притяжения. Альфа-частица заряжена положительно — это твердо установил в начале века сам Резерфорд. Значит, надо признать, что атом золота заряжен отрицательно. Однако столь же надежно и гораздо раньше было установлено, что любой атом нейтрален!
Можно было, конечно, соблазниться наивной, так хорошо нам знакомой механической картинкой: маленький твердый шарик ударяется о большой и отскакивает назад. Математически можно было даже попытаться именно так описать рассеяние легких альфа-частиц тяжелыми атомами золота. Но физически уже было ясно, что никаких твердых шариков нет: атомы — сложные миры, а не «кругленькие штучки», накатанные из материи, как из теста.
Образ кометы не покидал Резерфорда. «Что, если возвращающаяся альфа-частица не просто пролетает вблизи от атома, а вторгается в атомное пространство, как комета вторгается в пространство солнечной системы?» — подумал он. Комета ведь, как правило, не «чувствует» в своем полете влияния сравнительно маленьких планет. Ее путь определяется притяжением только массивной сердцевины солнечной системы — самого Солнца.
Наверное, и нейтральный атом неоднороден. Уж не устроен ли он так, что положительные и отрицательные заряды в нем не перемешаны равномерно, а разделены большими расстояниями? Почему бы не допустить, что заряды одного знака сосредоточены в одном месте и образуют притягивающее атомное Солнце, а заряды другого знака, как атомные планеты, движутся где-то вдали? Тогда для вторгшейся в атомное пространство альфа-частицы атом действительно уже не будет нейтрален. Частица будет реально «чувствовать» заряд сердцевины атома, как комета «чувствует» массу Солнца.