Неизбежность

— Кирилл Афанасьевич, наметьте кандидатуры своих офицеров для встречи с японским командованием.

— Предварительно уже намечены. Остается уточнить…

— Хорошо. — И снова генералу Хата: — Кто из Кванту некого штаба прибудет в эти пункты?

Хата называет фамилии своих заместителей и других чинов штаба. Василевский веско предупреждает:

— Позаботьтесь, чтобы они имели необходимые документы и средства связи.

— Я прошу, — говорит Хата, — вашего разрешения оставить нам транспорт и средства связи. Так мы сможем быстрее передать японским войскам: указания советского командования.

— Согласен. Поможем в этом…

Когда все вопросы были обсуждены и назначены сроки и когда Василевский разрешил генералу Хата с его свитой отбыть восвояси, Александр Михайлович почувствовал сильную усталость, похожую на недомогание. Но он скорым, бодрым шагом подошел к окну, вгляделся: Хикосабуро Хата грузно топал к машине по узкой, посыпанной песком аллейке и пытался высоко держать голову, однако она сама собой клонилась книзу; позади так же грузно топали высокими желтыми сапогами члены свиты, последним почему-то плелся консул Миякава. Как будто дипломатия прикрывала отступление военных. Нет, не прикроешь! А голова клонится книзу от позора: позор поражения — тяжкая ноша, не всякий выдержит такое бремя, иные японские министры и генералы не выдержали, сделали харакири, вспоров животы по всем правилам самурайской чести…

Ну, а мы честь понимаем по-своему. Паша честь — это точно и в срок выполненная задача. Он с самого начала был уверен в успехе Маньчжурской кампании, впрочем, как и все, кто имел к ней касательство. Но чтобы реализовать задуманное, пришлось много потрудиться, помотаться по войскам, недоспать. Теперь напряженнейшая работа окупается. Василевский вернулся к столу, к разложенной карте, еще раз уточнил с командованием 1-го Дальневосточного фронта детали предстоящей капитуляции и отпустил всех. Оставшись одни, заложил руки за спину, прошелся по компате.

"Вот и все! — Александр Михайлович ощутил, как усталость по-прежнему давит на плечи, и сразу же — несмотря на усталость, наперекор ей — опять мысленно сказал себе, однако уже совсем обратное: — Нет, не все, далеко не все!" И снова захотелось работать. Он пошел на узел связи, позвонил по ВЧ Сталину, сдержанно доложил о переговорах с генералом Хата, заключив, что, по его мнению, Маньчжурская стратегическая операция подходит к завершепшо. Верховный, обычно с вниманием выслушивающий доклады, на ceй раз в конце прервал с несвойственным ему нетерпеливы:,! добродушием:

— Товарищ Василевский! Поздравляю вас и ваши войска с успешным окончанием последнего и, пожалуй, крупнейшего сражения второй мировой войны!

Александр Михайлович подумал, что сражение все-таки пока не завершено, хотя и близко к завершению, и молча выждал, не добавит ли Сталин еще что-нибудь. Сталин не добавил ничего, и Александр Михайлович сказал:

— Благодарю вас, товарищ Сталин! Вверенные мне войска доказали нею глубину ваших замыслов.

Верховный сказал:

— Товарищ Василевский, у меня идет совещание. Закончим, тогда мы снова поговорим.

Положив трубку, Александр Михайлович возвратился мыслями к событиям, последних трех дней. Семнадцатого августа в 15.00 по радио было передано заявление штаба Квантунской армии: "Для того чтобы достичь быстрейшей реализации приказа о прекращении военных действий, мы, командование Квантунской армии, сегодня утром издали приказ, чтобы самолеты с нашими представителями были направлены 17 августа между 10 и 14 часами по токийскому времени в следующие города: Муданьцзян, Мишань, Мулин для установления контакта с командованием Красной Армии. Штаб Квантунской армии желает, чтобы эта мера не вызвала каких-либо недоразумений…" В 17 часов была перехвачена радиограмма главнокомандующего Квантунской армией о том, что он отдал японским; войскам приказ немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам, а в 19 часов в расположение войск 1-го Дальневосточного фронта с японского самолета были сброшены два вымпела с обращением штаба 1-го фронта Квантунской армии о прекращении военных действий.

Когда Василевскому доложили, он сказал: