Неизбежный (ЛП)

— Не волнуйся, Здоровяк. Я знаю, что из-за холода кожа стягивается и становится морщинистой. Не буду судить.

Грэм усмехается.

— О, морщины меня не волнуют.

Он проносится мимо меня, открывая самый великолепный вид на его гладкую, широкую спину и круглую, мускулистую задницу. Затем парень ныряет в воду.

После того, как я отрываю челюсть от земли, прыгаю вслед за ним и радуюсь прохладной воде вокруг. Мы пытаемся удержаться на плаву, стараясь изо всех сил двигать ногами.

— Ты со всеми своими клиентами купаешься нагишом? — Брызгаю водой ему в лицо.

— Только, если она заноза в заднице.

— Значит, только со мной.

Он ухмыляется.

— Да, получается.

Я кружу вокруг него, как акула.

— Мог ли ты однажды научить меня драться?

Его голова склоняется набок.

— Ты это серьезно?

— Почему нет? Тебя не всегда будет рядом, чтобы защитить меня.

Почему эта мысль так сильно ранит?

— Хорошо. Могу научить тебя нескольким приемам. — Спина Грэма выпрямляется, как шомпол. — Э-э, Эва…?

— Что такое?

— Пожалуйста, скажи, что это твоя нога только что задела мою.

Мой желудок сжимается, и я качаю головой.

— Какие существа обитают в этой реке?

— Не знаю, но однажды видела кое-что в Planet Earth (прим. пер.: Планета Земля (англ. Planet Earth) — документальный сериал производства телеканала BBC) о… черт! Что-то снова коснулось меня.

Затем что-то скользит по моей ноге, и я кричу.

— Меня это тоже только что тронуло!

— Черт, а что, если это аллигатор?

— Не говори так! — Я бросаюсь к нему и ныряю в его объятия, обхватывая ногами его талию и цепляясь за него изо всех сил. — Что нам делать?

Грэм запрокидывает голову и смеется. Этот ублюдок смеется.

— Это из-за нервозности? Почему ты смеешься, когда нас вот-вот съест аллигатор?

Его глаза плотно закрываются, и теперь он смеется еще громче.

— Я просто прикалывался над тобой. Ничто не касалось моей ноги.

Рычу и бью его по груди.

— Ты идиот! Ты напугал меня до чертиков!

Но его глубокий смех заставляет меня хихикать, и вскоре я смеюсь вместе с ним.

И какое это зрелище — видеть, как Грэм смеется от души. Это трогает что-то внутри меня, и появляется сильная потребность заставлять его смеяться вот так почаще.

Я приняла решение: смеющийся Грэм гораздо сексуальнее, чем его хмурая версия.

Когда наш смех стихает, наступает осознание нашей полной наготы. Его сильные руки обхватывают меня за талию, мои груди прижимаются к его обнаженной груди, наши самые чувствительные места всего в пару дюймах друг от друга.

Внезапно мысль о возможной опасности, исходящей от аллигатора, вылетает из головы.

Сердце Грэма бьется о мою кожу в том же ритме, что и мое. Провожу кончиком пальца по пульсирующей вене на его шее, и его глаза закрываются, когда он позволяет моим рукам продолжать исследовать верхнюю часть его тела.

Прижимаюсь губами к его правому плечу, оставляя дорожку поцелуев на его груди, и прикусываю его левое плечо, когда добираюсь туда.

Он вздрагивает, и хватка на моих бедрах усиливается.

Чувствуя внутри смелость, желая подтолкнуть его еще больше, я провожу языком по его шее и посасываю мочку уха, наслаждаясь низким рычанием, которое раздается в нем.

— Я хочу тебя, Грэм, — шепчу. — И ты хочешь меня.

Он прерывисто выдыхает, и его челюсть сжимается.

— Да…

— Тогда возьми меня.

Мои глаза выражают безмолвную мольбу, умоляя его взять меня, поцеловать и прикоснуться ко мне.

Поглотить меня.

— Не могу.

Он отпускает меня.

— Почему? — Я пытаюсь убрать с лица выражение неприязни. — Что останавливает?

Грэм смотрит на меня через плечо, когда начинает плыть обратно к берегу, в его глазах читаются боль и сомнение.

Однако он не отвечает.

Ничего не говорит.

Ни единого слова за всю обратную дорогу в город.

ГЛАВА 7

ГРЭМ

РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, ЧТО БЫТЬ ЧАСТНЫМ ДЕТЕКТИВОМ — это все равно что быть детективом в полиции.

За вычетом славы, конечно, и с более высоким риском получить по морде.

Теперь я знаю правду. Сравнивать частного детектива с обычным — все равно что чокнутую проститутку на случайном углу улицы с дорогим эскортом высокого класса.

Я хочу уйти. Покончить с этой работой и образом жизни. Больше всего — с моим отцом. В течение многих лет он говорил мне, что я никогда ничего не добьюсь, что у таких людей, как я, не бывает счастливого конца, что мое место в грязи вместе с остальными ничтожествами из низов. Он убедил меня увидеть худшее в себе, а когда ты застрял в темноте, невозможно найти путь к свету.

Но Эва сияет, как луч света. Она не видит того, что видит он. Того, что я видел раньше. Чувствую то, чего никогда ни к кому раньше не испытывал. Желая того, чего, как думал, никогда не смогу иметь. Когда с ней, верю, что все возможно.

Может, так оно и есть.