Неизбирательное сродство

— Поражаюсь твоему, Лысогорский, легкомыслию, но и восхищаюсь им. Твой дядя известный человек. Появился из Италии с целым поездом скарба и с какой-то свитой. Да ещё понавыписывал разных устройств и машин из Англии и Германии для улучшения хозяйства. Навьино перестроил в считаные недели. Отпустил своих деревенских бездельников на все четыре стороны. Правда, губернскому начальству теперь забота. Но — удивительная голова! А мужик — ты, брат, знаешь — подозрителен и ломать привычный порядок не любит. Слух пустили, что силой человеческой так, как он Навьино, не перестроишь, что занимается ведовством. Через то я с губернским полицмейстером к нему ездил, дело-то при всей вздорности из ряда вон выходящее. Вот на обратном пути заехал к Бергам, у них имение в здешнем уезде, но в немного другой стороне, и задержался. Счастлив, что встретил тебя! Пять лет с нашего выпуска миновало. Кстати, дядя твой привёз прелюбопытнейшую библиотеку, особенно по медицине, ботанике и биологии, и мне кое-что показывал. Демонстрировал работу разных изобретений. Дал в нашу честь обед. А какая у него там охота! Конечно, человек не без странностей. Но кто из наших усердных витязей просвещения не таков, а? Верно ли, что бедный Рожалин канул от скоротечной чахотки? Я всегда им восхищался. Где сам служишь? Я пока здесь — по особым поручениям при губернаторе, но особых поручений не так уж и много, сам знаешь. Вот дядю твоего навестил.

Однако Эспер торопился — надо было добраться до Навьина засветло и, поблагодарив встреченного однокашника за рассказ, подтверждавший, что дядя действительно ждал его в этой глуши и на этот раз встреча их была неизбежна, отправился в ямщицкий трактир при станции. Никто в такие дни никуда не ехал из Кесьминска, и возницы весело пили, не просыхая, уже вторые сутки. Однако на вопрос, не возьмётся ли кто за хорошую плату довезти до Навьина, все сразу посерьёзнели и поскучнели, словно с них сошёл хмель, и лишь один из них, икая, сказал, что поедет, но за плату тройную.

— А далеко ли по нынешним дорогам ехать?

— Ехать недалёко — вёрст двадцать пять.

Сказано — сделано. В полдень бричка с возницей, от которого всё ещё сильно разило, и с единственным пассажиром, вылетела с почтовой станции и довольно быстро отмахала первую дюжину вёрст. Эспер уже предвкушал, что скоро откроется вид на столь дорогие его сердцу дедовский дом, беседку, речушку Навку перед ними, как возница, словно подверженный внезапной перемене настроения, осадил коней, перевёл их на шаг, а потом и вовсе остановил бричку. Было видно, что обещание он дал во хмелю, а теперь хмель сошёл. Между тем местность, которую они проезжали, и та, что была видна впереди, не сильно отличались друг от друга, и найти сколько-нибудь разумный довод для внезапной остановки было нельзя.

— Прости, барин, дальше я не поеду. Как знаешь, а сил моих нет. Сам-то ты, барин, крещёный?

— Сам-то — да, — усмехнулся князь Эспер. — И что, далеко ещё до Навьина?

— Вёрст тринадцать. Если пойдёшь по дороге прямо, то будет поворот направо на Городище. А там и до Навьина рукой подать. Храни тебя Бог.

— Ладно, ладно, давай, — ответил ему ехавший, как показалось мужику, с некоторым раздражением, и, схватив свою лёгкую поклажу и дав ямщику только половину обещанных денег, спрыгнул на обочину.

— Ты уж прости, барин, если чем согрешил.

— Поезжай, братец. А у меня своя дорога.

На самом деле последний поворот на Навьино был ещё вёрст через семь. Там, за росшим чуть в стороне лесом и возвышавшейся над равниною Лысой горою, возле древних валов, от которых осталась лишь насыпь, и ютилось бедное сельцо Городище. Молодой князь шёл мимо горевшего багрецом и золотом, как писал в стихах своих Пушкин, леса, вдыхал запах осенней сырой земли и вдруг начал тоже испытывать род пиитического восторга, приходящего к нам вблизи дорогих, но довольно давно покинутых мест. В волнении он размахивал тростью сильнее привычного. Широкополая шляпа, просторный плащ, свёрнутый в трубу и застёгнутый ремнями плед, который был зажат под мышкой, маленький саквояж в левой руке придавали ему довольно диковинный вид. Городищенские мужики решили, что вот, наконец, сам чёрт в их края пожаловал, и, крестясь, потянулись из своих почти вросших в землю изб наружу с вилами и дубинами. Весёлое приветствие проходившего мимо — по интонации и выговору это был барин — сбило их с толку.

— Здравствуй, коли не шутишь, — мрачно ответили они и ещё долго смотрели вослед проходящему.

Полузаросшая, редко используемая дорога вела Эспера по осеннему лесу прочь от мрачного Городища. Наконец он вышел на расчищенное пространство. Река пересекала его, и по ту сторону располагались барский дом, беседка и какие-то новые, не знакомые ему строения. Он шёл уже два с половиной часа, но усталости не чувствовал, наоборот, близость цели придавала новых сил. И чем ближе он подходил, тем меньше узнавал Навьино.