Неизданная проза Геннадия Алексеева

В 1990-е годы на ленинградском радио у меня был цикл литературных передач «Петербургские новеллы». Одна из передач называлась «Так долго не было меня…» и была посвящена творчеству Геннадия Ивановича. После этого многие, кто знал его при жизни, стали рассказывать мне о нем. Его сотрудники, друзья. Что-то я узнавала из этих рассказов. Не то, чтобы подробности жизни, но детали, которые запоминались. Например, что его любимыми цветами были розы. Или, что к своему дню рождения он любил сам изысканно сервировать праздничный стол. Что на его рабочем столе, где бы он ни был, даже на отдыхе, всегда стоял портрет Анастасии Вяльцевой.

Был издан роман «Зеленые берега», потом было второе издание. Я перечитывала и поражалась удивительному совпадению автора с Петербургом. Мне казалось, что и после смерти Геннадий Иванович Алексеев продолжает свой одинокий путь в петербургской литературе. Его сочинения до сих пор – для посвященных, для тех, кто чувствует душу Петербурга. Его роман, как драгоценный кристалл, в котором преломляется время, и Петербург существует одновременно и в прошлом, и в будущем, и в настоящем.

Когда я говорю, что Геннадий Иванович вошел в мою жизнь, то нисколько не преувеличиваю. Конечно, я была одной из многих его студентов. Наверное, как и меня, он многих задел своим творчеством. Знаю, что у него есть свои фанаты, не побоюсь этого слова. Но главное, стоит лишь увидеть привычные городские брандмауэры, или остановиться на мосту, или различить в саду силуэт статуи, как тотчас почувствуешь присутствие поэта, архитектора, художника. Никто лучше не сказал о петербургских брандмауэрах.

* * *

Алексеев Геннадий Иваныч уехал.
                                              Куда?
В самый-самый конец века прошлого. Помнишь певицу
Вяльцеву? Очень блистала тогда.
Вот он к ней и поехал. И жизнью пришлось расплатиться
за дорогу в один лишь конец.
                                              Никому не сказал,
не простился ни с кем, был внезапным отъезд и тревожным.
Здесь он был одинок, тосковал, и о ней всё писал.
Нам остались стихи о любви и судьбе невозможной.
О невстрече, о жизни, когда торопились часы
на полвека.
                                   Однажды заветную дверцу
приоткрыли и цену назвали, и сердце,
не задумавшись, бросило жизнь на весы.

Валентина Лелина,

член Союза писателей, член Союза архитекторов

От составителя

Последние тетради дневников Г. И. Алексеева мне передали его жена и дочь с просьбой подготовить дневники к публикации.

Дневники, включенные в очередной том «Неизвестного Алексеева» занимают в творчестве поэта особое место. В 1986 году, за год до смерти, Геннадий Алексеев сравнил свою жизнь с жизнью Мопассана, прожившего всего 42 года. Перечисляя написанное им за последние десять лет, кроме стихов, романов и рассказов (два из них включены в данный том) он упомянул 600 страниц «дневниковой прозы», из которых «ни одна страница разумеется не опубликована».

Геннадий Алексеев называл свои дневники литературным произведением. Недаром в дневнике 1967 года он вспоминает, как в 1952 году описал в дневнике «озеро, дорогу, лес и свои чувства», охватившие его от «всей этой красоты и от желания высказать свой восторг». Именно эту запись он считает своим «первым литературным произведением – стихотворением в прозе».

Самая ранняя опубликованная дневниковая запись поэта относится к декабрю 1958 года. Не найдены, а по всей вероятности и не сохранились не только его первые дневники, но и дневники 1972–1979 годов, дневник 1981 года.

Алексеев тщательно готовил свои записи к публикации, иногда датируя отдельные места не тем числом, когда они действительно были сделаны. Последний отредактированный автором и перепечатанный на пишущей машинке дневник относится к 1980 году. Дневники 1982–1987 годов существуют только в рукописном варианте. В них точная дата отдельных записей часто не указывалась.

Ощущение течения времени характерно для всего творчества Алексеева. Он считал, что дневники – «та же машина времени», работающая «в одну сторону – к прошлому, грустная машина».