«Мой дорогой Фролъ Матвевичъ!
Тоскливо мн сейчасъ въ сует мира, рановато въ городъ вернулась. Поэтому планирую предпринять поздку по молебнамъ. Возможно, что и задержусь, а то и поживу гд въ монастыр потише. Посему не волнуйтесь, коли встей пока не будетъ.
Разъ ужъ Господь столь явственно указалъ мн на то, что вс мы смертны, причемъ внезапно смертны, то я оформила духовную, гд Вы наравн съ сестрой мужа моего Натальей Николаевной названы моими наслдниками. Кром того, прошу выдлить сумму на учебу Данил, коли онъ сподобится — ужъ очень смышленый, жаль, если голову не по длу используетъ. Пусть гимназію окончитъ, а тамъ и въ Университетъ пойдетъ. Авдею триста рублей на свадьбу и екл съ Никитишной на старость. Тамъ всё расписано по закону, это я ужъ повторяюсь.
Насчетъ лавки: скоро Пасха и нужно потихоньку длать подарки. Я Данил объясняла какъ, пусть начинаетъ. И конкурсъ куличей, какъ мы въ прошломъ году по пирогамъ устраивали. Тоже на масленой недл объявить, а на свтлой — итоги подводить. Лтомъ — обязательно конкурсъ варенья. И тоже, чтобы дткамъ въ пріют отдавать. Банки для варенья можно продавать у насъ же, и въ чужихъ не принимать. Я въ прошломъ письм совты давала по раскладк товаровъ — не забыли ли?
Къ Рождеству обязательно опять шоколадные сюрпризы длать съ игрушками. Новыхъ куколокъ закупить бы по каталогамъ и солдатиковъ для мальчиковъ — покуда цлую армію соберутъ — у насъ склады опустютъ. Можно даже не сюрпризами, а карточками торговать, и за пять карточекъ он смогутъ обмнять любого солдатика или куколку.
Остальное я въ письм къ завщанію приложила — тамъ тоже инструкціи всякіе.
Берегите себя, мой дорогой другъ. Никогда не забуду того, что вы для меня сдлали и вчно буду молиться и о Вашей душ и объ Анфис Платоновне. Особенно прошу — берегите сердц свое и не рвите его ради тхъ, кто того не стоитъ.
Остаюсь всегда Ваша Ксенія Татищева».
Аптекарю, что характерно, привет не передала. Но общее настроение, конечно…
— Вам не показалось, что это прощальное письмо?
— Надеюсь, что нет. — купец забрал листок бумаги, исписанный знакомым уже почерком и тем же фиолетовым карандашом, погладил, бережно сложил и убрал в шкатулку.
— Фрол Матвеевич, я ж не с улицы сюда пришел, понимаете? — чуть надавил Тюхтяев.
— Да уж вижу. — без радости ответил Фрол Матвеевич.
— Мне бы хотелось поподробнее узнать о том, что за человек эта Ваша Ксения Александровна.
— Да что говорить-то? Хорошая она барышня, добрая, отзывчивая. Мы когда познакомились, а она мне накладную согласилась перевести с англицкого, то сразу поняла, что служанка мою матушку, умом скорбную, плохо обихаживает. И согласилась компаньонкой при ней пожить. Не взглянула, что та простая купчиха, а Ксения Александровна из дворян.
— И Вы ее прямо вот так, с улицы в дом приняли. — уточнил Тюхтяев.
— Ну да. У нее и багажа-то не было особого. Знаете, небось, батюшка их разорился и скончался осенью девяносто третьего. Бедствовала она, но не унывала, не жаловалась. С матушкой моей возилась, как не каждая дочь станет — к осени та и на ноги встала, и в разум вошла. Коли б не лихорадка — так и жили. — вздохнул большой бородатый ребенок.