Неизданные архивы статского советника

В конце концов он сам собрался, оделся — госпожа Татищева ему даже халат прикупила — и двинулся на прогулку. Действительно, коридор упирался в небольшую дверь, которая узким проходом вдоль столовой вела в салон. Каждый раз, рассматривая чужие дома, он находил черты их владельцев в обстановке, устройстве. Немножко, но находил. Здесь же все олицетворяло хозяйку — и современные ванные комнаты, и светлые интерьеры гостевых покоев, да и гостиная тоже поражала. В силу объективных обстоятельств, избытка семейных портретов у графини не было. Стены украшали акварели с инициалами «П.Т.», и это было понятно, недавно появился еще один большой портрет хозяйки — тоже в светлых тонах. А вот эту картину, прикрытую ширмой, он раньше не видел, хотя еще неделю назад прощался с ней в этой же комнате.

Бесстыдно улыбаясь зрителю, едва прикрытая опахалом из розовых страусовых перьев подпирая голову кулачком и болтая в воздухе ногами лежит животом вниз натурщица. Лицо спрятано под розовой же маской, обнаженные плечи и стройные длинные ноги словно бархатные, освещены утренним солнцем. Скорее для холостяцкого интерьера картина. Только взгляд не игривый, а дерзкий, повторяет еще один, более знакомый статскому советнику. Те же зеленые глаза, да и пальцы такие же длинные. Форма губ похожа. Или? Не может быть! Он потрогал холст — масло еще не окаменело, значит совсем свежая.

Прическа высокая, старинная, цвет волос ни о чем не скажет, хотя явно намекает. Родинки на ногах ему не знакомы, а вот эта, маленькая точка на левой груди точно запомнилась с того майского утра в белокаменной, когда графиня демонстрировала свои познания в медицине, бесстыдство и значительную часть декольте.

Нет, кто не знает ее, не заподозрит подвоха, но ему стало как-то неуютно.

Минут сорок потратил на эту картину и уверовал в собственное открытие. Перед обедом встретил ее, озабоченно пробегающую по лестнице в амазонке. Обожает прогулки на своей престарелой кобыле. Странно, что не купит новую, но тут вопрос привязанности: граф рассказывал, как она практически по-цыгански свела ее со двора.

— Холст этот, Ксения Александровна… — ну вот как начать такой разговор?

— Да? — холодный взгляд исподлобья.

— Неприличная картина для публичного обзора. Ее бы куда в приватное помещение вешать, коли уж так полюбилась.

— Как Вам будет угодно. — даже спорить не стала. — Демьян, голубчик, подойди.

Немой уволок холст наверх. Теперь оригинал и копия будут в одной комнате. Наивность советника продержалась до ужина. Покуда Ксения вновь проверяла швы, лакей и дворецкий внесли портрет в его комнату и тут же приколотили гвозди для рамы.

— А то как-то здесь стены слишком голые. — небрежно бросила хозяйка.

Комментировать это безобразие Тюхтяев не стал. Но теперь этот взгляд не оставлял его даже ночью.

Весь вечер Ксения мерила шагами третий этаж и он слушал ее. Давно не жил в одном доме с женщиной, и все не так, как было с женой. Эта не будет бледной тенью сидеть за рукоделием и послушно следовать чужой воле. Но беспокоится все сильнее. Что же изменилось? И уже на границе сна и яви Тюхтяев понял, что не так — граф обещал зайти, но не появился.

Днем все этажи огласились радостным визгом.

— Николай Владимирович! — и топот по лестнице.

— Ну будет, будет. — успокаивающе бормочет граф. Это она на его шее что ли повисла? Что там происходит вообще?

Тюхтяев собрался и размеренным шагом двинулся в салон, где его поймала сияющая женщина.

— Идемте кушать, Михаил Борисович! Николай Владимирович нас новостями порадует.

Татищевы лакомились запечённой птицей, рыбой под соусом, жареными вкусностями, а перед хирургическим пациентом выстроились тарелки с кашками, пюре и протертыми супами. Граф посмеивался, но своим не поделился.

— Из Москвы мы переезжаем сюда! — громко известил гость. Подумать только, за эти дни Тюхтяев обвыкся здесь, и даже человек, с которым знаком четверть века, кажется пришельцем. — Должность губернатора в Москве упраздняют, все полномочия теперь у генерал-губернатора, ну да Бог ему в помощь.

Выпили не чокаясь.

— Власовского на пенсию отправят. — обменялся непонятными взглядами с Ксенией. — А меня товарищем министра внутренних дел. Вот и назначение.

— Радость-то какая. — Не очень искренне порадовалась Ксения. Что ей не так?

— Да. Нелегко это все сложилось, — он выдохнул. — но теперь уж решено. Тебя, Михаил Борисович, тоже переведем сюда. Глупость это — в Томск ехать в твои-то годы. Глядишь, остепенишься, корни пустишь…

Тюхтяев только голову опустил. Ну и ладно, Тобольск без него обойдется, а сам он вновь вернется в неприветливую столицу. Это ж сколько копий граф сломал, прежде чем выбить такие условия?

— А покуда заберу я твоего пациента, Ксения Александровна, а то не дело это незамужней под одной крышей с чужим мужчиной жить. — с показушной строгостью произнес граф, когда подали чай.

Ксения Александровна переводила взгляд с больного на здорового и обратно, а потом запричитала.

— Только чтобы кучер плавно ехал, без тряски. Пусть рану два раза в день мажет. И повязки чтобы свежие меняли. А швы снимать я сама приеду.