Неизданные произведения культового автора середины XX века

Добившись предельной резкости изображения, Д. прикрыл объектив красным стеклом, вскрыл один из пакетов, достал лист плотной, глянцевой фотобумаги, осторожно, стараясь не сбить кадр, вставил его в рамку, резко сдвинул в сторону красное стёклышко, сосчитал до пятнадцати и выключил лампу увеличителя. С помощью пинцета бумага была погружена в проявитель. Д. сидел, склонившись над кюветой, и ждал. Д. разглаживал пинцетом загибавшиеся края бумаги и напряжённо ждал. Бумага долго оставалась белой. Наконец появилось тёмное пятнышко. Оно росло, расплывалось, меняло очертания, но было пока ещё непонятно, что это такое. Затаив дыхание, Д. вглядывался в причудливое пятно. «Ухо! – вдруг догадался он. – Это же Зиночкино ухо! А вот и серёжка в ухе в виде сердечка!» Рядом с ухом возникли пряди волос. Чуть подальше наметились бровь и уголок глаза. Но на этом всё и кончилось. Большая часть бумаги оставалась белой. «Слишком маленькая выдержка!» – вздохнул Д. и вытащил не получившийся отпечаток из кюветы.

В рамку был вставлен новый лист. На сей раз Д. считал до тридцати. «Ну теперь-то уж наверное…» – думал Д., погружая бумагу в проявитель. Но едва возникли очертания Зиночкиного лица, как вся бумага стала темнеть и через несколько минут потемнела совершенно.

«Вот чёрт! – выругался Д. про себя. – Дело не клеится. Давно я этим не занимался, отвык, разучился. Эдак я всю бумагу перепорчу. А ведь, бывало, с первого раза попадал в точку, с первого же раза!» Волнение вдруг покинуло его. Ему даже стало немножко скучно. «На кой леший я взялся печатать сам? – думал он. – Надо было отдать плёнку в фотоателье. Там быстренько бы напечатали. И недорого бы взяли, вовсе недорого».

В третий раз Д. сосчитал до двадцати, и не ошибся. В кювете появилась наконец-то Зиночкина голова, появились глаза, нос, рот, и то самое ухо, и чёлка, и всё остальное. На фотографии Зизи выглядела даже лучше, чем в натуре. Она смотрела на Д. сверху вниз с кокетливой, торжествующей, победной улыбкой. Светящиеся точки в её зрачках придавали взгляду какую-то сверхъестественную пронзительность, а в изгибе её губ даже было что-то хищное. Потрясённый этим зрелищем, Д. позабыл вовремя извлечь отпечаток из проявителя, и он стал темнеть.

«Что за дьявол! – опять выругался Д. – Сегодня, видать, невезучий день. Не отложить ли мне это дело до завтра?» Однако откладывать не хотелось, и дальше, слава богу, всё пошло как по маслу. Плёнка оказалась очень удачной. Фотографии были на редкость хороши. В кювете одно за другим возникали эффектнейшие Зиночкины изображения. Чаще всего это было Зиночкино лицо, снятое вблизи, крупным планом. Лицо в фас, в профиль, вполоборота, чуть снизу, чуть сверху, полностью освещённое, или частично затенённое, или даже вовсе затенённое, снятое против света, при этом вокруг головы Зиночки появлялся нимб освещённых сзади волос, и это было чудесно. Но на некоторых снимках Зиночка была запечатлена по пояс, а на некоторых и до бёдер. Дважды Зизи была сфотографирована во весь рост, и тут можно было любоваться её фигурой, её руками, её ногами, её симпатичной и очень модной кофточкой, её красивой и тоже модной юбкой, её очаровательными и, разумеется, наимоднейшими туфельками на тонких высоких каблучках. Д. глядел на всё это и изнывал от удовольствия. И было у него такое ощущение, что он не только любуется Зиночкой, но и прикасается к ней, целует её, ласкает её, что Зиночка ему почти отдаётся. И он думал о том, в какой восторг придёт Зизи, увидев эти фотографии, и как она будет ему за них благодарна, и как всё чудесно будет у него с нею, и как это хорошо, что он забрёл однажды в её кафе, и как это кстати, что она работает именно в кафе (а то ведь, небось, он бы и не встретил её никогда!), и какая это удача, что Зизи свободна (а она ведь явно свободна, явно у неё никого больше нет!) «Конечно, у неё кто-то был раньше, – продолжал размышлять Д., опуская в фиксаж очередной отпечаток, на котором Зизи весело смеялась, показывая свои белые зубы и свои знаменитые ямочки, – не может быть, чтобы раньше у неё никого не было, но сейчас место рядом с нею, несомненно, пустует по какой-то причине (мало ли, какая может быть причина! Мало ли!), и тут мне здорово повезло».