Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном

Доктор Фовель привел меня в восторг, сказав, что все идет, как нельзя лучше. Он сказал мне еще многое относительно моего голоса, и его слова заставили меня воспрянуть духом.

Суббота, 7 июля 1877 г.

Обыкновенно мне нужна неделя, чтобы приготовить свои туалеты к отъезду. Теперь я занимаюсь этим уже с 16-го и до сих пор у меня еще ничего нет.

Ворт и Лаффьер задерживают все мои корсажи. Каждый раз их нужно переделать и каждый раз дело идет все хуже и хуже.

Я продолжаю размышлять о письме Фостера. Эти размышления внушили мне идеи и проекты, которыми я помаленьку займусь. Вы узнаете о них, как только они примут какую-нибудь определенную, реальную форму.

Я очень редко буду показываться в парижском обществе. Посмотрим, что даст эта зима.

Я отдыхаю душой, думая о своем искусстве, о своем последнем высшем убежище. Мне очень улыбается перспектива провести сезон в Лондоне в кругу Фостеров, друзей Аничковых по посольству, и леди Пэджет, старшей сестры Берты.

А потом… всегда это «потом»… Потом путешествие в Испанию, в эту оригинальную, отрезанную от всего остального мира страну…

Понедельник, 9 июля 1877 г.

Мы были у гадалки, донны Стефаны. Она начала с того, что карты знают только прошедшее и только ближайшее будущее, которое непосредственно примыкает к настоящему моменту.

— У вас будет много, очень много неприятностей. Вы страдаете… В вашей душе хаос и смятение. Вас преследует мысль об одном молодом человеке; вы почти любите его. Он причинял вам много огорчений, причиняет их и теперь и будет еще причинять, но все-же вы любите его. Он также любит вас, но его окружают дурные люди, которые дают ему дурные советы. Особенно много зла причинил вам один из этих людей, — человек небольшого роста. Впрочем, теперь между ними холодные отношения… все свое время этот молодой человек проводит с каким-то стариком.

— О! вы артистка, вы пишите картины, вы музыкантша. У вас в руках невероятная ловкость. Вот как! У вас сильно играет воображение… Вы уже три раза воображали себе, будто любите, (а может быть, вы будете любить три раза). Но, повторяю, ваше сердце не принимает в этом участия, вы переживаете это только головой. Вы одержите много побед и будете жить больше 90 лет. У вас счастливая рука, вы созданы для счастья и восторжествуете над всем… но удовлетворение в любви вы найдете только после того, как удовлетворено будет ваше самолюбие.

Все это она говорила, разглядывая то руку, то карты. Все, что она мне сказала, верно… все это не общие места.

Не знаю почему, но я волновалась, слушая гадалку. Я волнуюсь еще и теперь, у своих поставщиков, которые меня изводят. Это предсказание все время сердило меня, и это ее решительное «нет» леденит кровь в моих жилах, как все, что кажется неизбежным.

В пятницу, 18 февраля 1876 г., я была на балу в Капитолии и беседовала с А. Он рассказывал мне об Л., которого я в то время не знала. В понедельник, 21 февраля, А. нанес мне визит. В пятницу, 10 марта 1877 г., я встретила А. в Неаполе. В понедельник, 12 февраля 1877 г., я дошла до Канчелло. В пятницу, 16 марта, я получила первое письмо. В пятницу, 6 апреля, я говорила с королем. В понедельник, 23 апреля, я получила последнюю записку от А. В пятницу, 15 июня, я узнала о его приезде в Ниццу и хотела переодеться, чтобы видеть его, не будучи им узнанной.

Я скучаю. По совету мамы я написала художнику Гордиджани.

Я не могу не думать о ком-либо. И хотя я отношусь безразлично к А., но пусть он займет тот уголок моих мыслей, который предназначен для этой стороны жизни…

Почему некоторые имена поражают нас? Слышишь какое-нибудь незнакомое имя. Оно странно звучит в твоих ушах. Потом часто воспоминаешь о нем без всякого повода, просто так.

На том балу в Капитолии А. ведь рассказывал мне о многих, называл мне всех мужчин, которые там были, а я почему-то обратила внимание только на Л.

Это имя всегда производило на меня сильное впечатление.

На том же балу А. прошел со мною мимо Л. и указал мне на него: «вот Л., вы его знаете?»

— Ваш Л. слишком некрасив для того, чтобы я его знала.

Пятница, 13 июля 1877 г.

Мы продолжаем осматривать отели. Между прочим мы посетили отель герцогини Риарио Сфорца, урожденной Беррие. Гербы ее предков, пап и кардиналов, ослепили меня, очаровали. Я отвлеклась от них только для того, чтобы заглянуть в ламартиновский «Жоселэн». Но когда я наткнулась на то место, где «Жоселэн» снова встречается с Лорансой, я не могла оторваться и прочла целых три страницы. При чтении этой сцены на меня нахлынула целая волна мыслей.