Рудников мы достигли к рассвету. Всю дорогу я ломал голову над тем, как поступить. В уме промелькнуло множество вариантов, как самых радикальных, так и вполне лояльных. Само наличие подобных исправительных заведений ставило под вопрос жизнеспособность моих заповедей. Ведь если человек, переродившись ребенком с чистой душою попадает в рабство лишь встав на ноги, кроме ненависти и низменных желаний он ничего не приобретет. Не то, чтобы я жалел, что взял с собой бойцов… Просто остальные мои спутники к такому порядку вещей привычны. Решение этот вопрос без сомнений требует, но задачи похода были иными. Можно было и отложить. Парни оказались правильными, что, конечно, вызывало определенную гордость, но планы мои пошли прахом. Теперь решение этого вопроса отложить было уже нельзя. Не хватало еще потерять уважение в глазах Дюваль и своих детей, кроме всего прочего.
Огни рудника показались внезапно, сразу за обрывом небольшой скалистой гряды. Я ожидал увидеть что-то скромное, но масштабы промысла поражали воображение. Это был громадный карьер глубиной метров двести, воронкой уходящий в недра земли. Диаметр карьера превышал два километра, если судить на глаз. Добыча велась открытым способом, с поэтапным заглублением по спирали. Кроме того, в стенках выработки имелись многочисленные штольни с узкими рельсами, уходящие в глубь породы. По центру карьера виднелся технологический пруд с водой, какие-то механизмы и ветхие бараки три ряда. По два барака в каждом. Ну и вышки с часовыми, куда без них. У дальней стены, в громадную кучу ссыпали добытую руду.
Яхта Шафик Хана приводнилась у небольшого причала, на мутную гладь пруда. Шарк Раал выбрала площадку чуть поодаль, и приземлилась на свои опоры так, чтобы в случае чего орудия корабля имели максимальный сектор обстрела. Камень, нагревшийся за день, сейчас отдавал тепло, которое чувствовалось кожей. Но холодный ночной ветер пробирал до костей. Еще до посадки с яхты отослали сообщение, чтобы не поднимали тревогу. Перекинувшись с Шафик Ханом парой слов, к нам навстречу уже бежал знатный верзила в сопровождении охранников. Должно быть смотритель рудника. Спускаться навстречу я и не думал.
— Сир Торвик? — спросил верзила.
— С кем имею честь?
— Янош Шидло, смотритель рудника. Прикажете поднять каторжников сейчас?
— Нет, действуйте по распорядку. От вас мне нужен только провожатый и… не мешать.
— Слушаюсь! Если позволите, я лично сопровожу вас.
— Ничего не имею против, пан Шидло.
— О… сир Торвик поляк?!
— Нет, но немного знаком с вашей культурой. Вы, верно, перерожденный?
— Так и есть, сир! Горных дел мастер, в прошлой жизни… — Янош вздохнул. — Построение и перекличка у нас через два часа. Желаете присутствовать?
— Непременно. Я подожду вас здесь.
Смотритель пришел, как и обещал. К тому времени каторжников построили перед бараками и уже провели перекличку. Эва с Иолой отправились со мной в качестве охраны. Егоров и Синица тоже не остались в стороне. Взойдя на бревенчатый помост, смотритель сунул мне в руки табель. Согласно документу сейчас в карьере работало чуть меньше четырехсот детей. Возраст работников составлял от восьми до шестнадцати лет. Дети казались изможденными, но пару-тройку любопытных взглядов я на себе поймал.
Осмотрев работяг, я недовольно цыкнул.
— И с этих доходяг вы берете кровь, которую подаете к столу ее величества?!
— Мы выбираем самых здоровых! — попытался оправдаться смотритель.
— Чушь! Где вы здесь видите здоровых? Это отребье способно отдать лишь последние соки. И это вы называете высококачественным товаром?!
Шафик Хан замотал головой, умоляя смотрителя не отвечать. И он промолчал, став чернее тучи.
Спустившись с помоста, я медленно прошагал вдоль рядов, вглядываясь в лица детей. Сохранять хладнокровие в таких условиях было очень сложно.
— Ты! — Я указал пальцем на мальчишку в потертой кепке. — Почему ты здесь?
Паренек вышел вперед и ухмыльнулся. Он явно не был стеснительным.
— Сущая мелочь, — пожал он плечами. — Я, дядя, горлышко стражнику перерезал. Только и всего. Вот такого же, как твой солдатик.
— За что?
— Задавал много вопросов, — многозначительно проговорил тот, сплюнув на землю.
По строю прокатился сдавленный хохот и кашель, ему вслед. Ужимки у пацана вполне себе уголовные.
— Давно ты здесь?
— Два года будет к осени.
— Как часто тебя кормят и чем? — спросил я взирая свысока.
— Ха, ты дядя, должно быть, хочешь, чтобы меня высекли? Конечно же мы едим от пуза, спим после обеда и питаемся исключительно сладостями.
— Это так? — обратился я к смотрителю.
— Нет, сир… — голос его дрогнул. — Мы кормим их баландой из рыбьей требухи, черствым хлебом и кашей, сваренной на костях. Два раза в день, сир. Завтрак и обед. На ужин даем сырые овощи.
— Я хотел бы позавтракать вместе со всеми, пан Шидло. Это возможно?
— Сир! — смотритель упал на колени. — Молю вас, не нужно этого делать!
— Нужно, друг мой. Нужно. Проводите меня на кухню.