«Мы называем это сыромятной кожей», – сказала она, проведя пальцем по голой стороне шкуры. Раздался слабый приглушенный звук, напоминающий звон гонга. Она держала в руках острый стальной инструмент, который мы использовали для следующего этапа выделки – мездрения. Лори длинными ровными движениями стала скрести лезвием по меху, и клочки шерсти и тонкие полосы кожи начали падать и быстро скапливаться у ее ног.
«Знание слоев кожи – это ключ к качественной выделке шкуры, – сказала Лори, – и к тому, чтобы не разорвать шкуру в клочья».
Она указывала на множество слоев кожи, снимая их: сразу под мехом был темный слой, под ним еще один с черно-белыми вкраплениями, а затем желтый. По мере обнажения каждого нового слоя она указывала на различия в цвете и текстуре, которые были неразличимы для моего глаза, хотя я кивал вместе с другими студентами. Наконец Лори достигла ярко-белого слоя. Мы добрались до дермы.
«Вот тот момент, когда пора остановиться, – сказала она, задыхаясь от усталости. – Нам нужен этот прекрасный белый цвет по всей поверхности шкуры. Это ключевой момент: соскребете слишком мало – шкура ни за что не получится мягкой, соскребете слишком много – продырявите ее. Все дело в слоях».
Она перевернула раму и начала скрести сторону без меха, снимая слой тонкой мембраны, которая когда-то покрывала мышцы и сухожилия.
Как объяснила Лори, проблема превращения кожи в пригодную для использования ткань заключается в том, что после отделения от тела животного у кожи есть только два пути: либо она высыхает и превращается в сыромять, не подверженную гниению (но при этом приобретает твердую консистенцию дерева), либо остается влажной и податливой (но при этом гниет). Ни то ни другое не пригодно для создания материала для пошива. Чтобы кожа мертвого животного обрела вторую жизнь в качестве одежды, она должна стать одновременно и сухой, и эластичной.
Ключ к решению этой загадки был найден, когда Лори вынула из белого пластикового ведерка розовый блестящий комок желеобразной плоти – мозг оленя. Он был размером с большой апельсин, но гораздо меньше, чем человеческий, который размером с канталупу[19] (его я буду препарировать много лет спустя, будучи студентом). Она бережно держала мозг в сомкнутых ладонях, чтобы все могли его видеть, и старалась не касаться косами его влажной извилистой поверхности. По ее словам, мозг был необходимым ингредиентом для магического превращения сырой вонючей шкуры в роскошную кожу. Этот процесс называется мозговым дублением. В результате должен был получиться тот самый мягкий материал, в который одевались люди на протяжении всей доисторической эпохи, а также в колониальной Америке.
Лори положила мозг обратно в ведро и стала безжалостно колотить по нему рукой. Она мяла и выжимала его сквозь пальцы, периодически добавляя воду, пока он не превратился в густой коктейль клубничного цвета из взбитых нейронов. Затем она обильным слоем с каждой стороны размазала розовую жижу по шкуре, которую предварительно открепила от рамы и расстелила на земле. После этого Лори аккуратно свернула шкуру и положила в белое ведро. Мухи вились в неистовом ожидании.
На следующий день произошла трансформация, которая ошеломила меня. Лори вынула влажную шкуру из ведра, вытерла излишки мозга с ее поверхности и туго скрутила, чтобы выжать. Затем она вернула шкуру на деревянную раму, и начался этап размягчения. Под ее руководством мы с другими студентами по очереди мяли шкуру руками, тыкали в нее палочками и терли ее поверхность шершавым куском песчаника. Лори сказала нам, что, когда волокна переходят из влажного состояния в сухое, нужно поддерживать их в постоянном интенсивном движении. Медлить было нельзя, иначе мы бы получили кусок жесткой и непригодной для носки сыромяти.
Через несколько часов шкура полностью высохла, сверкала белизной и была мягкой, как самая высококачественная замша. Пока Лори открепляла кожу от деревянной рамы, она перечисляла некоторые из безграничных возможностей ее применения: одежда, чехлы, ножны для ножей, сумки, колчаны для стрел, шляпы, перчатки, завязки, обивка и многое другое. Многогранность кожи впечатлила меня, но я был заворожен удивительной метаморфозой, в которой поучаствовал. Отвратительные исходные ингредиенты превратились в роскошный мягкий и прочный материал, обладающий огромным разнообразием повседневного применения. Я был поражен тем, что, объединив два органа из тела одного сбитого животного на обочине дороги, нам удалось создать тонкую ткань, немыслимо далекую от своего отвратительного анатомического происхождения. Меня это зацепило.
После курса выживания в дикой природе я получил базовые знания по различным древним навыкам, но выделка шкур мне понравилась больше всего. Кожа как объект ремесла стала моим единственным увлечением, и после этого я несколько лет практиковал выделку шкур вплоть до начала моего медицинского образования.