Читаем Неизведанные гати судьбы (СИ) полностью

— Так вы же меня спрашивали совершенно о другом, Николай Петрович?! — удивился я вопросу следователя. — Вы изначально спросили меня про то, являюсь ли я «Князем Ведьмовской деревни»? И на данный вопрос я вам честно ответил, и даже пояснил откуда такое необычное название появилось. А про то, что ещё до революции анархисты Томской губернии меня называли «Князем», вы вообще не спрашивали. Согласитесь, что наличие одного схожего слова «Князь» в псевдониме, принятом у анархистов, и в должности Главы таёжного поселения, ещё ничего не означает.

— Согласен. Мной был задан не очень корректный вопрос. За последние два десятка лет мне частенько приходилось общаться с анархистами, и они мне объяснили, что «Князем» у них принято называть тех лидеров, кто изучал труды князя Кропоткина по анархизму.

— Не буду с вами спорить, Николай Петрович, а просто добавлю, что все последователи князя Кропоткина называли себя «анархо-коммунистами», а тех кто изучал труды Михаила Бакунина, называли «анархистами» или «социальными анархистами». Последователи Бакунина всегда жили и трудились общинно, помогая друг другу. Они никогда не стремились к власти, что отличало их, как от представителей «Федерации анархо-коммунистов», так и от многочисленных сторонников индивидуалистического анархизма. Как вы уже поняли, мне больше нравились труды Бакунина.

— А это правда что вы знакомы с товарищем Сталиным, а ещё раньше дружили с товарищем Дзержинским?

— С товарищем Сталиным я никогда не был знаком, Николай Петрович, с ним знакома только моя супруга. Насколько я знаю, с Иосифом Виссарионовичем её наш друг Феликс и познакомил. С Феликсом Эдмундовичем мы познакомились, задолго до революции. Он тогда с каторги сбежал, но умудрился провалиться в болото. Я его нашёл уже почти замёрзшего на краю болота и принёс домой. Пока моя матушка его лечила, мы подолгу общались, а потом и вовсе подружились. Лишь когда Феликс поправился, мы его доставили в Барнаул, и передали нашим друзьям-большевикам.

— Погодите, Демид Ярославич. Я чего-то не понимаю. Если вы были анархистом, так почему же вы дружили с большевиками?

— А что тут непонятного? И нас, и большевиков, не устраивала политика имперских властей, вот мы и подружились. Сие произошло вскоре после Русско-Японской войны. Если вам интересны подробности нашей дружбы, расспросите Семёна Марковича, он вам всё подробно поведает.

— Спасибо за совет, я так потом и сделаю. Извините, я вас перебил, когда вы рассказывали про товарища Дзержинского.

— Так вот. Феликс однажды вызывал в Москву мою жену, чтобы вылечить одного важного человека. А когда тот человек начал поправляться, то Иосифу Виссарионовичу очень понравилось как больного лечила моя жена. Вот он и направил Яринку, на дальнейшую учёбу по медицине. Отучившись, она получила диплом «доктора медицины», а уже когда вернулась домой, то первым делом организовала нашу поселянскую больницу.

— Понятно, — задумчиво произнёс старший следователь, и заглянул в опустевшую чашку.

— У вас ещё есть ко мне вопросы? — спросил я, и наполнил обе чашки свежим чаем.

— Только один, Демид Ярославич. Вы мне сказали, что «Все жители нашего поселения, за исключением Иван Иваныча, никогда не были христианами», а как же так получилось, что он стал христианином?

— Во время войны, рядом с ним взорвался пороховой склад. От взрыва он получил контузию и потерял память. Полковой священник заметил, что на нём нет креста и совершил над ним обряд крещения, сказав ему, что «сие поможет скорейшему выздоровлению». Вот так Иван Иваныч стал христианином. Память к нему стала помаленьку возвращаться, когда он вернулся в поселение, и его лечением занялась одна из наших целительниц.

— Если его крестил полковой священник, получается, что ваш Иван Иваныч воевал на стороне белогвардейцев в гражданскую войну? — стал напряжённым следователь.

— Успокойтесь, Николай Петрович. Иван Иваныч был контужен и потерял свою память ещё во времена Крымской войны, когда Англия, Франция и Османская империя напали на нашу страну.

— Но как такое может быть?! — вновь удивился следователь. — Ведь Крымская война была примерно восемьдесят лет назад.

— Ну и что тут такого. У нас люди в поселении всегда долго жили. Свежий воздух и чистая пища всегда благотворно влияют на здоровье. Я же вам говорил, что мой дед до ста шестнадцати лет был Старейшиной поселения и вы почему-то не удивились. Так что же вы сейчас удивляетесь?

— Да я как-то раньше, честно говоря, не видел людей, которые больше ста лет прожили.

— Всё когда-нибудь случается впервые. Скажите, Николай Петрович, я могу вас попросить об одном одолжении?

— О чём собственно пойдёт речь? — неожиданно насторожился следователь.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже