Неизведанные гати судьбы (СИ)

— Представляешь, местные власти в наше артельное представительство хотели двух молодых еврейчиков пристроить, одного кладовщиком, а другого на должность управляющего. Вот только не вышло ничего у властей из этой затеи. Ты не подумай чего худого, Демид Ярославич, я с этими двумя молодыми людьми не ругался, а только поговорил немного и выяснил, что в управлении и в ведении учёта продукции они вообще ничего не смыслят. Они лишь свои партийные лозунги повторять горазды, при этом выглядывают, где и что у нас украсть можно. Как я понял, на большее эти молодые библейцы не способны. Да что там о них говорить, «идиоты» одним словом. Вот я и отправил эту парочку восвояси. Ты когда в город поедешь, будь готов к тому, что местные власти тебе станут навязывать каких-нибудь других представителей библейского народа, на должности в наше артельное представительство.

— Тут у них ничего не получится. У нас в документах прописано, что все представители артели являются родственниками. А так как представители библейского народа нашими родственниками не являются, то и в нашей промысловой артели им делать нечего.

— Погоди, а как же бывшие царские жандармы, что трудятся у нас в представительстве?

— Так царские жандармы в наших артельных представительствах, ещё во времена Сибирской республики были записаны моим отцом, как дальние родственники. А все остальные люди, у нас в представительствах, были оформлены как наёмные работники, грузчики, повара и дворники. Ты сам задумайся. Захотят ли молодые представители библейского народа пойти в нашу артель на должность уборщика комнат, грузчика или дворника? Ведь поварами-то их никто не возьмёт, ибо у них никакого опыта в поварском деле нет.

— На такие места никто из библейского народа никогда не пойдёт, Демид Ярославич. Власти хотят на руководящие должности своих единоверцев пристроить, а если нет мест в руководстве, то на должности кладовщиков, кассиров или счетоводов, — устало произнёс мой помощник.

— Иван Иваныч, что-то ты неважно сегодня выглядишь. Иди-ка ты домой, и отдохни два-три дня хорошенько, а ещё лучше будет, ежели ты зайдёшь в нашу больничку и Яринка тебя осмотрит. Сам же должен понимать, что тебе уже не двадцать лет, и даже не полсотни, а намного больше. Артельные дела от тебя никуда не убегут.

— Ты прав, Демид Ярославич, возраст берёт своё и мы не молодеем. Вот только я твою Ярину Родасветишну беспокоить не стану, незачем. Ей позавчера двух больных привезли из соседней деревни. Так что она теперь вся в заботах об ихнем здоровье. Дома отлежусь, авось полегчает.

Прихватив со стола свою видавшую виды восьмиклинку, Иван Иваныч сердечно попрощался со мной, и неспешным шагом покинул кабинет. Глядя в окно, как он идёт с краткими остановками по улице, я даже не подозревал, что вижу его живым в последний раз…

На следующий день я проспал почти до полудня, ибо до поздней ночи подготавливал отчёт для чиновников из Барнаульского райисполкома. Разбудил меня Иван. Всмотревшись в его лицо, со слезами на глазах, я спросил:

— Ванечка, что случилось, сынок?

— Дед Иван ночью помер. Я утром к нему зашёл пойманного зайца отдать. Смотрю, а он ещё в постели лежит, с улыбкой на лице. Я поначалу подумал, что ему что-то хорошее снится, а когда подошёл поближе к постели, чтобы разбудить, то увидел, что дед Иван уже холодный и не дышит. Я сразу в больничку побежал и матушке всё рассказал. Она сходила в дом к деду Ивану, а потом, послала Яра седлать коня и мчаться в соседнюю деревню за сельским участковым инспектором.

— А что меня сразу-то не разбудили?

— Матушка не велела тебя утром будить. Сказала, что ты до поздней ночи в Управе трудился и сильно устал. Сейчас в поселение участковый инспектор милиции приехал, вот меня и послали, чтобы тебя разбудить, и сказать, чтоб ты не задерживаясь в дом деда Ивана шёл.

— Иди, сынок, скажи там людям и милиционеру, что я скоро подойду.

Примерно через четверть часа, в Управе, я с Яринкой и сельский участковый поставили свои подписи на двух бланках свидетельства о смерти Иван Иваныча. Одно свидетельство забрал себе участковый милиционер, которым мне представился как Иващенко Кирьян Степанович, а второе осталось у нас в поселянской Управе. После этого, Яринка ушла в больничку к своим больным, а мы вдвоём остались в моём кабинете. Я предложил участковому попить чаю с баранками, он не стал отказываться.

Когда наши чайные чашки опустели, сельский участковый Иващенко меня спросил:

— Скажите, пожалуйста, Демид Ярославич, а это правда что Иван Иванович, несмотря на свои восемьдесят два года, до самой смерти продолжал трудиться вашим помощником в артели?

— Правда, Кирьян Степанович. Вот только ему было не восемьдесят два года, а больше ста десяти лет. Он когда новые документы получал, то ему случайно уменьшили возраст.

— А разве такое бывает?