Неизвестная блокада

11 марта... Убило снарядом какую-то бабу спекулянтку. Управа делила наследство. Нам достался ее последний паек, с каким ее и убило. Полицай нам принес сумку с пайком. На дне мы нашли ее паспорт и в нем 11000 рублей и завернутые в тряпочку несколько драгоценных камней и золотые часы. Коля пошел к городскому голове и сказал о находке. Тот примчался, как ошпаренный и забрал все... После этого к нам было целое паломничество всего города — приходили и спрашивали: правда ли, что мы отдали в управу деньги и драгоценности?... А тот полицай, что принес нам паек и не догадался осмотреть сумку, хотел повеситься. И нашей невменяемостью огорчались врачи, учителя, инженеры и прочий цвет интеллигенции. Или мы в самом деле невменяемые, или весь мир сошел с ума и нормальные только мы. Противно до смерти. Я, кажется, права, что на смену всем былым «измам» теперь пришел «шпанизм» и мир живет по нему.

15 марта. Наше «дон-кихотство»... вызвало даже отклик в столь благородном учреждении как СД... Курт и Пауль приехали узнать правда ли все это. Вид у них был настолько идиотски торжественный, что я не утерпела и начала хохотать. Колька бесится. Вся эта история ему страшно надоела и он говорит, что в следующий раз он непременно украдет деньги, чтобы только не разыгрывать роли благородно показательного идиота. Хвастает. Не украдет.

15 апреля. (о расставании с испанцами — Н.Л.)... Притащили мне на память массу фотографий. И даже капитан имеется. Буду хранить. И только подумать, у нас знакомство с испанцами. Если кто-либо предсказал такую штуку в апреле 1941 г., посмотрели бы как на сумасшедшего. После той закупоренности и оторванности от всего мира, наша теперешняя куцая свобода кажется фантастической. И даже уже этой свободой в некоторой мере насытились. Не ругаем теперь большевиков каждую минуту, как раньше. Чувства то наши остались к ним прежние, но уже привыкли к сознанию, что можно теперь говорить о том, о чем раньше боялись подумать, чтобы не проговориться во сне.

19 апреля. Переезжаем мы не в Гатчину, а в Тосно. Это 20 километров от фронта. В глубокий тыл...

6 мая 1943. Тосно... Ехали мы два дня. Ночевать заезжали в один из русских рабочих лагерей, который находится всего в 25 км от Павловска, но мы никогда не слыхали о нем... Расположен прямо в болоте. Очень чисто в бараках. Но ночью в комнатах тучи комаров... Люди выглядят как привидения. Когда наша машина остановилась, то кто-то из проходящих лагерников очень злобно сказал: какие -то господа на нашу голову приехали. Стало очень горько. А тут еще бестактность нашего провожатого немца. Он немедленно прикомандировал ко мне «для услуг» девушку из лагеря. Но потом мы с ней подружились... Она поняла, что мы не «господа»... Они живут хуже, чем мы в Павловске...

... В пропаганде здесь работают настоящие русские люди. Военные. Советские все. Очень странно принимать у себя за столом партийцев... И вот я пою чаем своих злейших врагов. Так мы смотрели на всех партийцев в СССР. А среди них, оказывается, много порядочных людей... Не работать на партию, состоя в ней, они, конечно, не могли. Ну, а уйти из партии — это лучше и легче кончить жизнь самоубийством...

...Почти все пропагандисты, которые тут работают, бывшие партийцы. И их никак невозможно заподозрить в неискренности. Вообще, мы здесь узнали за неделю партийцев больше, чем за всю жизнь там. Все они народ малокультурный, но интересный.

Немцам- то особо культурные и не нужны, потому что они сами показывают все больше и больше свое несусветное дикарство. И наши партийцы и немецкие, ну совершенно одинаковы по узости кругозора и общей безграмотности. Только немцы упитаннее и воротнички чище. А по духовным запросам, по жажде знаний, культутры и по стремлению к усвоению нематериалистической идеологии наши дадут, конечно, немцам сто очков вперед.

Перемена нашего жития разительная. Сразу же от недоедания, почти полного голода, даже нищеты, полного бесправия к относительно высокому благополучию немецкого солдатского пайка, правовому положению немецкого служащего.

Коля уже получил вместо своих лахмотьев новый костюм. Костюм для бедного рабочего. Но после того, в чем он ходил до сих пор — люксус. Его настроения пока что радужные. Все его сотрудники одного с ним мнения, что с немцами, т. е. вопреки немцам, можно кое-что сделать. Вчера он уже публично выступал на тему «Смутное время». Доклад был прекрасный. И говорил он все, что хотел, без оглядки на кого бы то ни было.

Для контроля сидело два немецких чучела из пропаганды. Но переводчиком был свой — Даня. И перевод был соответственный. Даня относится к категории тех переводчиков, которые переводят все так, как надо ...вчера была представлена вся публика из пропаганды. Два поэта и четыре прозаика. Очень интересная публика. Один особенно интересн.