Неизвестная «Черная книга»

Киев, 13 января 1945 г.

Города и местечки Украины

Мальчик из Бердичева Рассказ Хаима Ройтмана

[48]

Меня называли Митя Остапчук. А я Хаим Ройтман. Я из Бердичева. Мне теперь тринадцать лет. Отца убили немцы, маму убили. У меня был младший братишка Боря. Немец его убил из автомата, у меня на глазах убил… Страшное дело, земля двигалась!

Я стоял на краю ямы, ждал – сейчас застрелят. Подошел ко мне немец, щурится. А я ему показываю: «Смотрите – часики». Там, на земле, стекляшка блестела. Немец пошел, чтобы поднять, а я кинулся бежать. Он за мной и строчит из автомата, картуз продырявил. Бежал я, бежал и свалился. Потом не помню, что было. Подобрал меня старик, Герасим Прокофьевич Остапчук. Сказал мне: «Ты теперь Митя, сын мой». У него семеро своих, я стал восьмым.

Пришли как-то немцы пьяные, стали кричать. Заметили, что я черный. Спрашивают Герасима Прокофьевича: «Чей?» Он говорит: «Мий». Они ругаются, что он врет, потому что я черный. А он им спокойно отвечает: «А потому, що вин вид моей першой жинки. Вона цыганка була».

Когда освободили Бердичев, я пошел в город. Нашел моего старшего брата Яшу. Он тоже спасся. Яша большой – ему шестнадцать лет, он воюет. Когда немцы уходили, Яша нашел подлеца, который убил нашу мать, и застрелил его.

У могилы родных Судьба евреев местечка Чуднов Житомирской области

Пять тысяч пятьсот человек местечкового населения, преимущественно стариков, женщин и детей, зверски замученных и истребленных, зарыты в ямах на территории Старого и Нового нашего родного Чуднова и его окрестностей[49].

Из рассказов очевидцев я узнал: первой жертвой был духовный раввин местечка восьмидесятилетний старик Иосиф Яковлевич Мосук, это было 8 сентября 1941 года перед вечером (кажется, в пятницу). Над этим божественным стариком издевались таким порядком. Заставили надеть богомолье, предложили двум соседкам-старушкам водить его по улице об руку, со свечами в руках, как к венцу, и под аккомпанемент резиновой нагайки немецкого палача Запевайло старушки были вынуждены петь, проходя по всему местечку до садика, где после так называемых церемониальных издевательств первая указанная выше тройка была убита и зарыта в одну яму там же в садике, над ямой поставили деревянный крест. Осмелившись, одна девушка, кажется, по фамилии Чирашнер, тайком сняла крест, за что все же немедленно поплатилась молодой жизнью.

Первое массовое истребление населения, учиненное немецкими извергами, было 9 сентября 1941 года. Через так называемых специальных посыльных Эли Шермана и Нуты Зильбермана было созвано и гестаповцами согнано в помещение кинотеатра будто для отправки на работу до девятисот человек, а оттуда битком набитыми на грузовых машинах отвозили в парк. На первой машине едет Лазарь Харитонович (никто еще не знал путь следования машины), а он, размахивая шапкой и кланяясь, кричал: «Еду на верную смерть, но за идею!» Что он этим думал, конечно, как умалишенного не поймешь. Машина сделала не менее сорока оборотов из кинотеатра в парк, а там люди строились в очередь к заранее приготовленным ямам. Над каждой ямой лежала узкая доска, к этой доске длинной очередью не менее пятисот человек медленно, еле удерживаясь на ногах, продвигались окаменевшие люди. В одной из этих очередей в тот день стояли рядом моя любимая мать, тетя Сура, ее дочь и, прижавшись к ним, брат жены Янкель с узелком хлеба, ведь он собирался на работу. По приказу палача люди ступали по одному на доску, каждому была вслед послана в затылок разрывная пуля, после чего летели черепа с волосами и цеплялись на ветвях сосен и брызгами разлетались мозги, а туловища быстро проваливались в яму. В ожидании своей очереди Лиза Гнип (дочь сапожника Янкеля-Симхес), не доходя до ямы, разрешилась от беременности, немецкий палач грязными своими руками отрывает ребенка из утробы матери со всеми ее внутренностями, хватает новорожденного за ножку, ударяет его головкой о ствол старой сосны, так пробуждая жизнь новорожденного, бросает младенца к расстрелянной матери в общую яму.