Неизвестная переменная, или О роли личности в истории

— Ты видишь лишь идеальный вариант того, кем я был. Человека делает его память, вот скажи, если бы мы не запоминали, смогли бы жить?

— Нет, конечно, — изумился Ри такой резкой смене разговора. — А ты это, вообще, к чему?

— К тому, что ты воспринимаешь меня, как человека, а это не так — я лишь образ, отражение памяти — я знаю о Волдеморте — все его мысли, чувства, мечты, стремления, но…

— Но ты лишь знаешь, а не чувствуешь, — закончил за него Ри.

— Да, — облегченно выдохнул Риддл. — Я чем–то похож на видеозапись.

— А чего ты хочешь от меня? — наконец задал свой вопрос Поттер.

Том откинулся на кресле и склонил голову вправо. Он думал — думал о том, как высказать просьбу, как убедить его принять путь.

— Я хочу, чтобы ты принял меня, — медленно роняя слова, проговорил мужчина.

— Э–э–эм, — недоумение было написано на лице Гарри крупными буквами. — В каком смысле?

— В самом прямом — прими память Тома Риддла, позволь мне стать частью твоей памяти.

— А разве сейчас ты не ее часть?

— Разумеется, нет — если бы это было так, то мы бы с тобой не разговаривали, а Его памятью ты бы пользовался, как собственной.

— Но ведь ритуал…

— Ритуал позволил тебе, как бы это выразиться — «скопировать» память Волдеморта и «просматривать» ее, но ты не допустил слияния…

— Постой–постой, — перебил его Ри. — То есть, ты говоришь, что во мне часть Волдеморта? Опять!?

— Да, — усмехнулся Том. — Не везет тебе Гарри, но это действительно так.

— А–а–а, — схватился за голову юноша. — За что же мне все это?!

— Есть такая народная мудрость, — поделился мыслью мужчина. — Ни одно доброе дело никогда не останется безнаказанным.

— Утешил, спасибо, — простонал Поттер. — И что мне делать?

— А почему ты спрашиваешь меня? — удивился Том. — Ты всегда решал сам — вот и решай.

— Ты сказал, что человека делает память, — тихо протянул юноша. — Если я соглашусь… принять тебя, я не стану…

— Ты останешься собой, — мягко улыбнулся Том. — Ты, наверное, невнимательно меня слушал. Так вот, объясню еще раз — приняв память, ты получишь лишь знания, но не чувства.

— То есть, — Поттер немного охрип, — я останусь собой?

— Ну, конечно! — воскликнул Риддл. — Ты будешь знать то, что знал Он, но вот выводы об этом будешь делать собственные.

Гарри задумался — это было привлекательно. Очень. Не смотря на то, что Волдеморт был психом — он все же невероятно много знал и умел.

— Мне нужно подумать, — взглянув в глаза Риддла, Гарри забрался с ногами на кресло и обхватил колени руками.

— Думай, сколько хочешь, — отмахнулся Том. — Но, тебе все же стоит вернуться в реальный мир.

— Чего это ты так обо мне беспокоишься?

— Ну–у–у, — протянул Риддл, — как истинный слизеринец, я беспокоюсь, в первую очередь, о себе — от меня ведь ничего не осталось, кроме тебя.

— Исчерпывающий ответ, — проворчал Ри. — Так как мне вернуться?

— Просто — тебе нужно очень захотеть.

— Ага. Спасибо. Ну, я пошел.

— До встречи, Гарри Поттер.

Иллюзорный мир, подчиняясь желанию Ри, подернулся халцедоновым туманом и стал таять, уступая место черноте ночного неба.

* * *

Ри разбудил яркий солнечный свет, бьющий из распахнутого окна. Попытавшись отвернуться, он непроизвольно застонал — голова отозвалась на движение сильнейшей болью.

— Гарри!!! — крик–шепот доносится откуда–то слева, — ты очнулся!

* * *

Сириус Блэк вот уже четвертую неделю, как прописался в госпитале, в отделении интенсивной терапии, куда после окончания битвы доставили всех тяжелораненых, и Гарри Поттера в том числе.

Никто точно не знал, что с ним происходит — у него были страшные судороги, отек легких, который с трудом удалось снять, а потом по всему телу появились следы от ожогов. Жизнь Гарри висела на волоске долгих пять дней. Чего только не перепробовали колмедики, но помочь не смогло ничто.

В ночь на шестой день, у него прекратилась одышка и судороги, а еще через несколько дней стали проходить ожоги — без всякого вмешательства со стороны медиков. После этого Ри впал в какое–то странное состояние — он был ни жив и не мертв, на него перестала действовать магия, затормозились рефлексы — колмедики только руками разводили. Они никогда раньше ни с чем подобным не сталкивались, только предположили, что это какая–то разновидность магической комы.

И вот, по прошествии почти четырех недель, Гарри пришел в себя.

— Гарри!!! Ты очнулся!

В ответ на эти слова Ри только поморщился — голос крестного казался ему невероятно громким.

— В порядке я, в порядке, — прошептал Гарри. — Только не кричи, пожалуйста.

— Я сейчас, — прошептал Блэк, и выскочил за дверь.

Через несколько минут в палату вошел врач с набором каких–то непонятных зелий и заставил Гарри их выпить. Вкус у них был непередаваемый — просто потому как передать ТАКОЕ в принципе, не представляется возможным. Ри показалось, что в сознание его привели не сами зелья и их незабываемый вкус.

Когда его сознание прояснилось, оказалось, что спать совсем не хочется — наоборот, откуда–то появились силы и энергия.

— Крестный, — обратился к Сириусу юноша, — что произошло, расскажи мне.

— Гарри, — неуверенно протянул тот, — не думаю, что тебе сейчас…