Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Климов, очевидно, сочтя день потерянным, картинно спрыгнул с коня и, бросив на прощание тренерше Светлане: «Завтра я приеду в шесть, так что вы Балтимора никому не отдавайте», передал повод усатому парню, ждущему своей очереди покататься.

Тут же появилась Алиса и сообщила, что время наслаждаться стремительной скачкой истекло. Женя побрела переодеваться в свои бесполезные шорты.

Она всю себя ощущала сейчас именно такой: бесполезной и бестолковой. Правда, удалось выяснить, что Климов ни с одной из пятерых здешних девушек не флиртовал, даже не улыбался им — и уехал домой один в своем навороченном «Форде Мустанге» с серебристыми силуэтами диких коней на дисках.

Очень хотелось поверить, что последняя фраза насчет завтрашнего дня была сигналом о предстоящем свидании, но вот беда: Света оказалась самой невзрачной из всех тренеров. Мужиковатая, нескладная, с грубыми чертами толстощекого лица, она едва ли могла привлечь внимание такого утонченного денди, как Климов.

Очевидно, отпадала и Алиса. Она еще совершенно ребенок, а в анонимке речь шла о какой-то «красотке-амазонке». Красотками были три остальные тренерши: Аня, Лиза и Маша. Но при Ане находился молодой муж, сидевший на трибунах для зрителей и стороживший взглядом каждое ее движение. Значит, Лиза или Маша?

Работал манеж до восьми вечера. Женя не поленилась подождать час, чтобы понаблюдать, как обе молоденькие тренерши, сцепившись под ручку, бегут по извилистым горкам Высокова, мимо кладбища, мимо церкви, мимо утонувших в садах домишек к автобусной остановке. Здесь подружки расстались, наскоро чмокнувшись в щечки. Лиза уехала на девятнадцатом, Маша осталась ждать сорок седьмого. Из чисто эгоистических соображений (сорок седьмой был и ее маршрутом) Женя тоже осталась. Однако она сделала ставку не на ту лошадку: Маша доехала до вокзала, а там чуть ли не бегом бросилась к электричке на Тарасиху.

«Может быть, они встречаются на природе? — мелькнула мысль. — Климов приезжает на „Форде“, а Маша, для конспирации, на электричке?»

С запасного мобильного, в котором была отключена функция определения номера, Женя позвонила по домашнему телефону Климова.

— Алло! — сразу ответил он. — Алло! Ничего не слышно! Лера, Лера, если это ты, перезвони, я ничего не слышу!

Вот те на, подумала Женя, отключаясь, Климов-то какой добропорядочный супруг оказался, с ума сойти! Сидит дома, караулит звонок родной жены. Может быть, конечно, он не один. Может быть, Лиза где-нибудь пересела на другой маршрут, приехала в Кузнечиху к любовнику…

Впочем, по сведениям Грушина, Климовы жили с матерью Валерии и двумя детьми. Разве что семейство на даче и у Сергея Владимировича развязаны руки? Женя подумала-подумала и опять набрала тот же номер.

На сей раз зазвучал голос немолодой женщины:

— Алло?

— Льва позовите, пожалуйста! — бухнула Женя первое, что пришло в голову.

— Какого Льва? Вы куда звоните? — испугалась климовская теща.

— Бенгальского. В зоопарк, — уныло ответила Женя на оба вопроса, вешая трубку и думая, что зря Грушин ее все-таки не уволил! Одно из основных этических правил разработки возможного адюльтера — без согласования с заказчиком не провоцировать и не усугублять ситуацию. А Женя только что обошла это правило, даже не чихнув. Обскакала, можно сказать, если использовать актуальную терминологию. Тещи и жены очень болезненно воспринимают такие вот анонимные звоночки. И если Климов, к примеру, не появится завтра в манеже, Женя будет знать, кто в этом виноват.

Но не теща Климова. Она сама!

Письмо второе

Дорогая Агата!

Мне казалось, ты достаточно повзрослела и обрела довольно уверенности в себе, чтобы с уважением относиться даже к своим ошибкам. Хотя я вовсе не считаю эту пьесу твоей ошибкой. Если бы ты поработала с ней, хотя бы совсем чуть-чуть! По-моему, есть смысл изменить героев, сделать их более английскими… Я бы переменил также место действия. А этот ковбой с Дальнего Запада кажется мне совершенно чуждой фигурой. На его месте должен быть кто-то более английский. Прошу прощения, что нарушаю твое требование больше не заговаривать об этой пьесе, но, надеюсь, ты меня простишь. Я все-таки твой бессменный литературный агент уже долгие годы и рассчитываю на твое доверие и снисхождение.

Твой Эдмунд Корк