Неизвестная рукопись Доктора Уотсона

— Быть может, в свое время выясним, Уотсон, — сказал Холмс с отрывистым смешком. — Ломбард, о котором идет речь, находится вдали от людных улиц. Он смотрит на юг и расположен на узкой улочке. Дела ростовщика отнюдь не блестящи. Можно еще отметить, что он родом иностранец. Вы, конечно, видите все это?

— Ничего подобного я не вижу, — сказал я, вновь уязвленный.

— Напротив, — проговорил Холмс, соединяя кончики пальцев и ласково глядя на меня, — вы все это видите, мой дорогой Уотсон, но вы не делаете никаких выводов. Разберем мои заключения по порядку. Эти инструменты были бы с радостью приобретены одним из многочисленных студентов-медиков в Лондонском Сити, что, несомненно, произошло бы, находись ломбард на большой проезжей улице. Отсюда я делаю вывод, что он расположен поодаль от людных улиц.

— Но почему именно на южной стороне узкой улочки?

— Обратите внимание на то, где находится выгоревшее место. Это ровная полоска у верхнего края бархатной подкладки. Следовательно, солнце падало на открытый футляр, когда находилось в зените, и здания на противоположной стороне улицы не закрывали его лучи. Значит, ломбард находится на южной стороне узкой улицы.

— А как вы определили, что ростовщик по происхождению иностранец?

— Взгляните на цифру семь в номере закладной, написанной мелом сбоку футляра. Вертикальную палочку перекрещивает короткая перекладина. Только иностранцы перекрещивают семерки таким образом.

Я снова почувствовал себя как пятиклассник, забывший слова национального гимна.

— Холмс, Холмс, — сказал я, качая головой, — я никогда не перестану вам удивляться…

Но он не слушал. Он вновь нагнулся над футляром и просунул щипчики под бархатную подкладку. Она поддалась, и он отогнул ее.

— Ага! Что это, не попытка ли сокрытия?

— Сокрытия чего? Пятен? Царапин?

— Вот чего, — сказал он, указывая своим тонким длинным пальцем.

— Да ведь это герб!

— И, признаюсь, мне неизвестный. Поэтому, Уотсон, будьте добры, подайте мне «Справочник пэров» Бэрка.

В то время, как я послушно направился к книжным полкам, он продолжал рассматривать украшение наверху гербового щита, бормоча себе под нос: «Тиснение по коже футляра. Поверхность по-прежнему в прекрасном состоянии». Он распрямился.

— Ключ к личности человека, которому принадлежал набор инструментов.

— Он, видимо, аккуратно обращался со своими вещами.

— Возможно, но я имел в виду…

Он не закончил фразу. Я протянул ему справочник Бэрка, и он начал быстро листать его.

— Нашел!

Бегло рассмотрев герб, Холмс закрыл книгу, положил ее на стол и сел на стул, уставившись в одну точку своим пронзительным взглядом.

Я не мог больше скрывать нетерпение.

— Чей это герб, Холмс?

— Прошу прощения, Уотсон, — сказал Холмс, очнувшись, — Шайрса. Кеннета Осборна, герцога Шайрского.

Это имя было мне хорошо известно, как, впрочем, всей Англии.

— Блестящий род.

Холмс рассеянно кивнул.

— Его владения, если не ошибаюсь, находятся в Девоншире, на краю болот, среди охотничьих угодий, пользующихся популярностью у спортсменов-аристократов. Помещичий дом — внешне он скорее напоминает феодальный замок — стоит уже четыреста лет, классический образец готического стиля. Я мало знаком с историей Шайрсов, если не считать того общеизвестного факта, что это имя никогда не было связано с преступным миром.

— Значит, Холмс, — сказал я, — мы снова возвращаемся к первоначальному вопросу.

— Поистине так.

— А именно, почему вам послали этот набор инструментов?

— Трудный вопрос.

— Может быть, объяснительное письмо задержалось?

— Не исключено, что вы попали в точку, Уотсон, — сказал Холмс. — Поэтому я предлагаю предоставить лицу, приславшему его, немного времени, скажем, до… — он сделал паузу и протянул руку за потрепанным Брэдшоу, отличным справочником движения английских поездов, — до завтра, 10.30 утра. Если к этому времени мы не получим объяснения, нам придется отправиться на Паддингтонский вокзал и сесть на девонширский экспресс.

— С какой целью, Холмс?

— С двоякой. Во-первых, короткое путешествие по сельской местности в это время года, когда природа меняет краски, подействует освежающе на двух замшелых лондонцев.

— А во-вторых?

Аскетическое лицо Холмса озарилось странной улыбкой.

— Справедливость требует, — сказал мой друг Холмс, — чтобы собственность герцога Шайрского была возвращена ему, не правда ли? — Он вскочил и взял в руки скрипку.

— Погодите, Холмс! — воскликнул я. — Здесь что-то кроется, о чем вы мне не сказали.

— Нет, нет, мой дорогой Уотсон, — сказал он, отрывисто ударяя смычком по струнам. — Просто у меня такое предчувствие, что нам предстоит трудное плавание.

ЭЛЛЕРИ ПРОДОЛЖАЕТ

Эллери оторвался от рукописи. Грант Эймс-третий продолжал потягивать виски.

— В конце концов печень вас подведет, — сказал Эллери.

— Брюзга вы, больше никто, — ответил Эймс. — Но в данный момент, сынок, я чувствую себя частицей истории. Актер на великой сцене.

— Который пьет горькую?