Утром темнота была сизой, слегка разбавленной слабым светом зимнего солнца, к обеду почти исчезала, зато позже сполна брала свое.
Нет, Глаша не боялась темноты, воспринимая ее столь же спокойно, как и прочее, происходившее вокруг. Исчезло семейство Сяговых – сначала он не вернулся домой, после и она перестала вдруг ходить на работу, села у окна и ждала. Дождалась. Суетливый человек в безразмерном пальто, крест-накрест перевязанном пуховым платком, и двое спокойных граждан в кожаных, не по-зимнему легких куртках. Недолгие сборы и еще более недолгие слухи, которые вспыхнули на кухне и тотчас погасли.
Раз забрали, значит, за дело.
– Не стоит обращать на это внимания, – сказал Глаше Федор Федорович. – Они не вернутся. Смотри, как ты думаешь, здесь правильно?
Черные линии на белом листе, черные пятна на белых пальцах гражданина Тихого, черная кружка на белой скатерти. Зимой мир терял краски, но так Глаше даже больше нравилось.
– Правильно? Умная девочка.
В комнате Сяговых поселился тот самый гражданин в пальто. Впрочем, пальто он снял и ходил по дому в женской кофте из зеленого мохера, а кофту снова перевязывал пуховым платком, жалуясь на больную спину. Звали гражданина Яковом, но представлялся он Яшенькой, был мил, угодлив и безотчетно неприятен.
– Не приближайся к нему, – предупредил Федор Федорович, помогая разбирать соловья. – Это не тот человек, с которым следует общаться.
Глаша кивнула – общаться она не собиралась, у нее хватало иных проблем: к примеру, соловей. Почему не поет? Уже трижды она рисовала, трижды разбирала и собирала наново, и каждый раз неудачно. А Федор Федорович хвалил. Это неправильно, хвалить за неудачу.
– Глафира, – он всегда называл ее только полным именем. – Послушай, пожалуйста, меня внимательно. Завтра мне придется уехать. На неделю.
Плохо. Странно. Федор Федорович никогда прежде не уезжал, уходил – это да, но редко и ненадолго, но чтобы уезжать… Да еще на целую неделю.
– К сожалению, я не могу взять тебя с собой. Не могу и отложить поездку.
Ну и что? Глаша не боится одиночества, она вообще больше ничего не боится.
– Я оставлю денег, попрошу Льва и Марфу присмотреть за тобой – если что-то понадобится, обращайся к ним.
Глаша кивнула.
– Умница. И еще. Пожалуйста, постарайся избегать Яшки. Он сволочь.
Прежде Глаше не приходилось слышать, чтобы спокойный Федор Федорович выражался подобным образом и чтобы беспокоился, а он действительно беспокоился. Неужели из-за нее?