Неизвестная сказка Андерсена

– Я ничего, я рассуждаю. Потом институт или университет. Университет? Вижу, угадал. Папина кафедра и восторги коллег талантами, однокурсники завидуют, однокурсницы в рот заглядывают, вьются пчелами над перспективным женишком, – хмельная, дикая злость туманила, волокла вперед, заставляя говорить вещи, которые говорить не следовало. Камелина давить нужно, а не самому ломаться. Но остановиться Ричард Иванович не мог. – Потом аспирантура, диссертация… ах да, свадьба и докторантура. Размеренная жизнь, которую и кризис в стране не сумел поколебать. Куда вам передела власти бояться, с частным капиталом даже проще в каком-то смысле, выгоднее.

– Вы не смеете!

– Смею. Зачем вы на Эльке женились? Любовь? Расчет? Или вы так привыкли считать, что уже особой разницы не было? Нет-нет, не упреком. Я к тому, что за всю вашу успешную жизнь вас ни разу не били так, чтобы всерьез, чтобы кости хрустели, чтобы мышцы рваться начали, сосуды лопаться. Чтобы чувствовали, как почки разламываются, как зубы во рту перекатываются, как уже не то что больно – адски больно. И адски страшно, что вот так будет навсегда. То есть кровать, утка, капельница и урод в зеркале.

– Вы… вы… вы…

– Что такое? Я пока только рассказываю. На самом деле все гораздо хуже, но тут, пока сам не попробуешь, не поймешь. – Ричард Иванович сцепил руки в замок, потянулся так, что кости хрустнули, поднялся. – А если ты еще полагаешься на права свои конституционные, то засунь их себе в задницу. Я тебя замочу и вывезу за город, а потом оформлю как результат разбойного нападения группы неизвестных. Ты не поверишь, как часто так бывает. И ведь раскрываемость низкая… отвратительно низкая раскрываемость…

– Я…

– Так что, поговорим?

– Я не убивал! Я… я только заказ сделал! У меня алиби есть! Алиби! Жанночка подтвердит и билеты на поезд… билеты! В гостинице, в номере!

– Кому заказ дал?

Синие губы с веточкой сосудов, которые вдруг проступили на коже, потухшие глаза с расширенными от ужаса зрачками. Боится – это хорошо, это полезно, это на руку, потому что когда отбоится – думать начнет, адвоката требовать, открещиваться от сказанного.

– Я… я не знаю. Он не представился.

– Как связывались?

– Мне его телефон дали. В связи с проектом, для решения проблем. И я… я подумал, что…

– Что если подвернулась удобная оказия, отчего б не решить и свою проблемку? Но почему не развод, а? Просто заявление подаете, ждете и через некоторое время выходите свободным человеком.

– Она… у нее были права на патенты… а еще работа. Записи. Важные и очень важные записи. Информация. Она собиралась идти к конкурентам, это… это было недопустимо.

Сосуды проступали все четче, выпирая, растягивая дряблую кожу, которая провисала, скатывалась складками и ломалась морщинами.

– Ее уход поставил бы всю группу под удар, но она не хотела думать об этом! Нет, она всегда думала только о себе! Она… она была невозможна. Мы разговаривали, я умолял быть благоразумной, я… я готов был платить ей больше, но Элька вбила себе в голову, что я хочу украсть открытие. Господи, да открытия-то никакого еще не было! Но она хотела запатентовать, а патент продать «Ольпике»…

– И тогда «Фармикол» прекратил бы финансировать вашу лабораторию.

Кивок, тусклый голос:

– Мне дали номер. Велели уладить. Велели разобраться, насколько… насколько серьезно можно давить на нее. Я сказал правду, давить бесполезно.

– И тогда ее убили?

– Да… наверное… не знаю я! Поймите, они позвонили, сказали, что все улажено, что я должен сидеть и ждать.

Сидеть и ждать, рисовать на бумаге светлое будущее зелено-розовыми красками, готовить чемоданы в Ниццу и Париж, в интеллигентную Вену, пропахшую кофе и сдобой, в строгую Прагу, в пропыленный, прожженный солнцем Мадрид… весь мир был к услугам, не хватило малости: пары дней ожидания.

И в глазах человека напротив Ричард видел тоску и понимание ошибки. Ведь счастье почти рядом, побег почти удался.

– Почему вы приехали сюда? Чего искали?

– Записи. Украденные ею записи. Я надеялся, что они дома, но не нашел. И с жесткого диска удалила. Жанночка говорила, что в книге… в сказках… Ханс Кристиан Андерсен. Толстая такая книга. Вы не видели?

Дверь в комнату Карла и Клары была заперта, но Глаша знала – оба дома. Они, как и Федор Федорович, редко покидали квартиру, наверное, тоже боялись мира.

Глаша вежливо постучала, подумав, что если ей не откроют, то это даже лучше, не придется тогда рассказывать о смерти.