Неизвестная Великая Отечественная

Радостно встретили вернувшуюся из похода лодку друзья-подводники. Но только вместо положенных наград пришлось экипажу лодки разделить со своим командиром долгие десятилетия умолчания и забвения. И даже в конце 1980-х годов политуправление Балтфлотом не пожелало простить Маринеско тот геройский подвиг!

Лишь только 5 мая 1990 года Александру Ивановичу Маринеско было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза.

Преданный забвению. Триумф и драма подводника Грищенко

Рассказывает капитан 1-го ранга Владимир Шигин: — Когда-то его имя не сходило со страниц газет, его дружбой гордились писатели и поэты, а самые красивые женщины были счастливы, когда он одаривал их мимолетной улыбкой. Ему не было равных в годы войны по количеству уничтоженных вражеских кораблей, а о мастерстве, хитрости и удачливости ходили легенды. Его подчиненные становились адмиралами и пристегивали к кителям Золотые Звезды Героев. Он писал книги и научные трактаты. Его ненавидели начальники и боготворила флотская молодежь. Он так и ушел из жизни, забытый и непонятый, не доделав еще многого, что мог сделать. Но и ныне его подвиги окружены неким молчаливым табу. Все это более чем странно, ибо он был не только лучшим из подводных асов нашей державы, но и ее настоящим национальным героем…

22 июня 1941 года подводный минзаг Л-3, носивший одновременно еще и более гордое название «Фрунзевец», встретил в Лиепае. В те минуты, когда на западной границе ударили первые залпы Великой Отечественной, командир Л-3 капитан 3-го ранга Грищенко получил приказ о немедленном выходе в море.

К моменту начала Великой Отечественной войны Петр Грищенко являлся уже одним из опытнейших командиров подводных лодок. За плечами бывшего мальчишки из глухой черниговской деревни уже было Высшее военно-морское училище, годы службы на различных подводных лодках и Военно-морская академия. Выпускников академии в то время командирами лодок не назначали. Флот стремительно рос, и квалифицированных кадров не хватало. Выпускники академии назначались, как правило, командирами дивизионов, а то и бригад. Несмотря на все это, только Грищенко по окончании академии (причем с отличными показателями) был назначен командиром подводной лодки, причем по собственному желанию: столь велика у него была тяга к морю и «своему» кораблю. Едва Л-3 начала экстренное приготовление к бою и походу, как новое сообщение — уже о начале войны с Германией. А на выходе из аванпорта подводная лодка была внезапно атакована шестеркой пикирующих бомбардировщиков.

Либавский фарватер узок и извилист, но командир «ленинца» все же исхитрился уклониться от атак и прорваться в море.

Первоначальная задача была на первый взгляд несложной: нести дозор в районе маяка Стейнорт и в случае появления неприятельских кораблей атаковать их. До Лиепаи было недалеко, и иногда, поднимая перископ, Грищенко видел над городом багровое зарево пожаров: экипажи стоявших в ремонте и взорванных кораблей из последних сил отбивали атаки наседающего врага.

Тогда произошла первая размолвка командира лодки с военкомом Бакановым. Увидев в перископ, что немцы штурмуют Лиепаю, Баканов заявил Грищенко: «Хватит нам торчать здесь без дела! Надо всплыть. Подойти к берегу и вступить в бой с фашистами, стреляя из пушки».

Разумеется, можно было понять боль военкома, но предложенное им было чистым безумием. Одно 70-миллиметровое орудие «Фрунзевца», естественно, никак не могло повлиять на развитие ситуации в Лиепае, при этом сама лодка была бы в несколько минут неминуемо расстреляна прямой наводкой с берега, так и не успев ничего сделать.

Кроме того, Грищенко имел и вполне конкретный приказ.

Но убедить в своей правоте Баканова (вчерашнего матроса-моториста, закончившего лишь ускоренные политические курсы) опытному командиру с академией за плечами так и не удалось. Уже по возвращении на базу Баканов напишет донос на Грищенко, в котором обвинит его в трусости, как отказавшегося от артиллерийской атаки немецких позиций на берегу. Абсурдность и надуманность этой бумаги будет столь очевидна, что ее не примут всерьез даже особисты, не говоря уже о непосредственных морских начальниках. Все это было так, но нервов командиру Л-3 псевдопатриотичность его военкома потрепала изрядно.

А затем новая задача: выставить неподалеку от Клайпеды минное заграждение. С этим Грищенко справился блестяще. Минная банка была скрытно поставлена как раз на наиболее оживленном морском «перекрестке». И результат не заставил себя ждать. Буквально через несколько дней здесь прогремели два мощных взрыва, и немцы лишились двух своих груженых транспортов. Позднее, уже после войны, станут известны их названия — «Эгерау» и «Хенни».

Из воспоминаний П.Д. Грищенко:

«Идея комбрига Египко идти… в логово врага и закупорить его — меня поразила. Задача нелегкая и исключительно важная… мы шли медленно. С каждым часом приближаясь к цели всего на две мили.