Неизвестная Великая Отечественная

Правда, Воскобойнику недолго пришлось претворять свои идеи в жизнь: на рассвете 8 января 1942 года партизаны-чекисты под руководством командира А. Сабурова во время конного рейда по немецким тылам ворвались в поселок Локоть. И, окружив фельдкомендатуру, полицию и общежитие гидромелиоративного техникума, где разместились делегаты собранной Воскобойником «первой учредительной конференции Русской национал-социалистской партии», уничтожили предателя. А вот выпускнику Петербургского университета, сыну немки и поляка Брониславу Каминскому повезло: удостоенный аудиенции у самого Гиммлера, он был назначен обер-бургомистром Локотского округа самоуправления с численностью населения примерно 600 тысяч человек и, даже несмотря на свое не вполне «арийское происхождение», получил звание бригадефюрера СС, а потом Железный крест 1-го класса.

За период существования Локотской республики с октября 1941 по осень 1943 года мерзавцы, щеголявшие орлами и свастикой на кокардах, распустили колхозы и вернули частную собственность на землю. В Локте шла поистине фантастическая жизнь: был театр, выпускалась газета «Голос народа». И каждый вечер шли расстрелы. После гибели соратника Каминский даже попытался переименовать Локоть в Воскобойник, но в Берлине новый топонимический титул не одобрили.

Русская освободительная народная армия (РОНА) — также детище Воскобойника и Каминского. По данным российских исследователей, весной 1943 года РОНА состояла из 5 полков, насчитывая, согласно разным источникам, от 10 до 12 тысяч человек, 24 танка Т-34, 36 артиллерийских орудий, 8 авто- и бронемашин, мотоциклы. Хорошо вооруженная бригада РОНА вела постоянные карательные атаки против местных партизан. С наступлением Красной армии в августе 1943 части РОНА вместе с присоединившимися к ним беженцами (некоторые ученые называют цифру 30 тысяч человек) покинули Брянщину и переместились в белорусский Лепель на Витебщине, где Каминский получил назначение бургомистром города.

Следующим пунктом дислокации предателей, отступающих под натиском советских дивизий, стало Дятлово на Гродненщине. Конец созданной в Локте РОНА был бесславным: в августе — сентябре 1944 года бригаду Каминского бросили на подавление начавшегося в Варшаве восстания. Но подчиненные полуполяка по крови, нациста по убеждению так увлеклись мародерством и грабежами среди польского населения, невзирая на ограничительные инструкции Гиммлера, что гестапо по личному указанию того же Гиммлера даже было вынуждено провести в конце сентября 1944 года операцию по ликвидации Каминского, списав впоследствии эту акцию на «польских партизан».

…Вот в эту-то Л окоте кую республику, где хватало патронов и хлеба, пушек и масла, и прибрела в конце 1941 года сделавшая свой окончательный выбор Тоня Макарова.

На фронт ее призвали из Москвы, куда Антонина приехала незадолго до войны из глухой деревушки Малая Волков ка, что под Смоленском, учиться и работать. Прошла курсы пулеметчиков, потом санитарные курсы — и на оборону столицы. Тут она попадает в Вяземский котел, где на глазах у нее гибнут сотни тысяч людей, и у окруженной смертью девушки раз и навсегда ломается психика.

Потом будут голодные метания по Брянским лесам со случайными попутчиками, становившимися ее сожителями, так же как она, выбиравшимися из окружения. Так она попадает в руки полицаев села Локоть.

По ее словам на допросе в 1978-м, ее принял лично Каминский. Разговор был коротким, почти как в «Тарасе Бульбе».

— Веришь? Перекрестись. Хорошо. Как относишься к коммунистам?

— Ненавижу, — твердо ответила верующая комсомолка.

— Стрелять можешь?

— Могу.

— Рука не дрогнет?

— Нет.

— Иди во взвод.

Через день она присягнула фюреру и получила оружие — пулемет. И первый раз нажала на гашетку.

Тонька-пулеметчица, как ее называли тогда, работала на оккупированной немецкими войсками советской территории с 1941 по 1943 год, приводя в исполнение массовые смертные приговоры фашистов партизанским семьям.

Передергивая затвор пулемета, она не думала о тех, кого расстреливает — детей, женщин, стариков, — это было для нее просто работой. «Какая чушь, что потом мучают угрызения совести. Что те, кого убиваешь, приходят по ночам в кошмарах. Мне до сих пор не приснился ни один», — говорила она своим следователям на допросах.

«Макарова-Гинзбург рассказывала, что первый раз ее вывели на расстрел партизан совершенно пьяной, она не понимала, что делала, — вспоминает следователь по ее делу Леонид Савоськин. — Но заплатили хорошо — 30 марок и предложили сотрудничество на постоянной основе. Ведь никому из русских полицаев не хотелось мараться, они предпочли, чтобы казни партизан и членов их семей совершала женщина. Бездомной и одинокой Антонине дали койку в комнате на местном конезаводе, где можно было ночевать и хранить пулемет. Утром она добровольно вышла на работу».

Из допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 1978 года: