В течение первых двух дней я наблюдал, как на подготовленной заранее карте с отмеченными на ней частями на юго-востоке, Гитлер проводил «военную игру», тщательно используя имеющиеся данные.
Когда речь шла о части фронта, не касающейся некоторых присутствующих офицеров, они обычно выходили в прихожую и ждали, пока их вызовут. В первый день мне пришлось невольно стать свидетелем дискуссии между двумя офицерами с темно-красными лампасами штабистов.
— Тебе хорошо известно, — сказал первый, — что из трех дивизий, находящихся на северо-востоке, две являются, собственно говоря, полками, а третья навряд ли может выставить два батальона. Это не получится…
— Это, несомненно, не получится, — заметил второй, — но ни ты, ни я ничего не можем сделать!
Я удалился, чтобы этого не слышать.
На третий день, когда Гитлер задал конкретные и трудные вопросы на счет дивизий-призраков, он, наконец, понял, что его обманывали.
— Но ведь позавчера, — выкрикнул он, — я издал приказ, принимающий во внимание существование дивизий, которых, как мне стало известно, нет! Те, кто находятся на фронте, наверняка думают, что эти приказы бессмысленны! Почему вы так меня обманули, господа? Почему? Я хочу и требую, чтобы мне говорили правду, потому что это касается жизней наших мужественных солдат!
Гитлер не корчился от бешенства и не бросался на стену. Только лишь его хриплый голос был полон гнева и отчаяния.
Я уверен, что если бы он приказывал отступать на Востоке во всех случаях, предложенных генералами, то сегодня не было бы не только Германии, но советская армия оккупировала бы всю Европу.
С 20 июля 1944 года немецкому солдату стало известно, что его предали. У нас уже был случай убедиться в этом, и мы еще увидим, до какой степени это доходило. В марте 1945 года вермахт потерял на Западе наступательную силу, а вид руин наших городов, несомненно, не улучшал боевой дух наших солдат. У наших рабочих как в Рурском бассейне, так и в Силезии было больше энтузиазма, и потому неприятель застал их на рабочих местах. Никто не сможет опровергнуть тот факт, что немецкий народ, втянутый в войну против самых сильных держав мира, самоотверженно сражался в течение пяти лет.
В начале марта 1945 года Уинстон Черчилль пересек на автомобиле в обществе маршалов Брука и Монтгомери нидерландскую границу и въехал на территорию Германии. Он специально вышел из автомобиля, чтобы помочиться на заканчивающуюся там «линию Зигфрида» и побудил обоих маршалов повторить его поступок. Они согласились. Фотографам запретили увековечивать этот «подвиг», который не красит виконта Эль-Аламейна. Джон Толэнд, описавший это событие в книге «The last 100 days»[166]
, уверял меня в его правдивости.Мне это напомнило размышления лорда Байрона насчет караульного Наполеона на острове Святой Елены: «Если будете проходить мимо могилы Хадсона Лоуи, не забудьте на нее помочиться».
Глава шестая
Запланированные операции, оставшиеся мечтами