Неизвестная война

Я с беспокойством следил из Фриденталя за ходом операции с помощью радио. У меня не было возможности помочь ему людьми, поэтому я послал две дюжины грузовиков с продовольствием и боеприпасами — он добивался их с 18 января. Когда через два дня мне стало известно об окружении Иновроцлава, я создал себе условия, дающие возможность наблюдать вблизи за ходом сражения. Я доверял показаниям Фелкерсама в тактике; он взял на себя командование всеми подразделениями в окруженном городе. Однако информация, поступавшая ко мне с других участков фронта, доказывала, что превосходство неприятеля действительно было сокрушающим. «Охотничье подразделение Восток» и остатки других подразделений составляли лишь горстку солдат перед лицом огромной массы вражеских войск. Я был готов совершить недисциплинированный поступок и приказать моему батальону тотчас же отступить после получения сигнала тревоги.

Адриан фон Фелкерсам, бесспорно, принадлежал к числу наиболее элегантных и сохраняющих хладнокровие искателей военных приключений. В 1945 году ему пошел двадцать седьмой год. Он был рослым, худощавым молодым человеком с серыми глазами. Чтобы изобразить более точно его портрет, я приведу историю, которую он рассказал мне как-то вечером во Фридентале. За подвиг в той операции он получил Рыцарский крест:

«Это было в июле 1942 года на Кавказе. Хотя я и являлся всего лишь лейтенантом дивизии «Бранденбург», в этой операции мне требовалось сыграть роль майора Трухина из НКВД, прибывшего прямо из Сталинграда со специальными инструкциями (позволю себе окутать их туманом тайны) и подразделением, насчитывающим 62 человека. В большинстве своем оно состояло из жителей Прибалтики, бегло говоривших по-русски. Остальными были выбранные лично мной судетские немцы. Мы особо не гордились формой НКВД, но ничего не поделаешь, особенно если противник не соблюдает военное право. Мы оказались во главе 17-й армии Рихарда Роффа, а, точнее, 13-й танковой дивизии генерала Трауготта Герра, достигшей в Армавире трубопровода Ростов — Махачкала — Баку. Нас десантировали вблизи населенного пункта Белореченска, находящегося в 50 километрах на северо-запад от Майкопа — крупного нефтедобывающего центра. Мы получили два задания: максимально облегчить нашим танкам захват Майкопа и обеспечить (по мере возможности) охрану от уничтожения оборудования, предназначенного для добычи нефти.

Разведка сообщила мне, что в соседней деревне расположились биваком остатки разбитых советских частей. Они оказались отрезаны от своих подразделений, и в неоднородных группах вспыхивали ссоры. Они состояли из кубанских казаков, украинцев, небольших отрядов киргизов, черкесов и туркменов (они все были мусульманами), а также грузинов, русских и сибиряков, общей численностью примерно 700–800 человек. Присоединиться к отступающим частям стремились только русские и сибиряки, но они находились в меньшинстве; их офицеры были взволнованы. Но мое внимание больше всего привлекло то, что, кроме лошадей и верблюдов, они имели грузовики и бензин. Вскоре мой план был готов.

На рассвете мы окружили деревню и, стреляя в воздух, атаковали ее. Разбудив и разоружив всю компанию, мы с окриками «Давай! Давай!» вытолкали всех на главную площадь. Там мои верные товарищи «из НКВД» окружили всю группу и прикрывали меня, когда я вскочил на капот одного из грузовиков и сымпровизировал речь.

После констатации факта, что мы обнаружили их всех спящими блаженным сном в то время, когда советской родине необходима бдительность каждого ее защитника, я крикнул: «Что здесь происходит? У нас здесь что, дезертиры?! У нас предатели! Вы что не понимаете, товарищи, что наш гениальный отец народов, наш великий товарищ Сталин, все предусмотрел? Почему фашисты дошли до Кавказа? Я скажу вам! Чтобы погибнуть здесь, все до одного! Эти горы будут их могилой!»

В этот момент несколько казаков позволили себе сделать саркастические замечания, рассмешившие одного из них. По-моему знаку его схватили двое моих товарищей-«энкаведистов».

— Его убить, товарищ майор?

— Через минуту, товарищи. Ему не помешает послушать. Отведите!

Я продолжал свою речь. В конце приказал: