Неизвестная война

Затем произошел неприятный случай в Хойне. После уличных боев, в результате которых нам удалось оторваться от противника, я вернулся на командный пункт, где застал крейслейтера, оставившего свой город и батальон «фолькс-штурма». Объяснения, которые он мне публично предоставил (с ущербом для себя), оказались жалкими. После его побега среди крестьян из Хойна началась паника, о чем я хорошо знал! Во время неорганизованного отступления местные подразделения понесли потери, некоторые были убиты и ранены — бессмысленное бегство перед лицом неприятеля почти всегда заканчивается таким образом. К счастью, мои стрелки-парашютисты и гамбургские портовые рабочие смогли справиться с данной ситуацией. Я вынужден был предать несчастного (который должен был служить примером мужества и хладнокровия) военному суду дивизии. Его приговорили к смертной казни через повешение, через два дня приговор был публично приведен в исполнение.

Тогда Мартин Борман закипел от злости. Ведь начиная с крейслейтера и выше партийные функционеры были неприкосновенны — судить их мог только суд, состоящий из партийных сановников. Я ответил посреднику Бормана гаулейтеру Штюрцу, что крейслейтер был приговорен к смерти не в качестве партийного функционера, а в качестве командира находящегося под моим началом войскового подразделения, и добавил: «Пожалуйста, четко ответьте мне на вопрос: должны ли партийные руководители отвечать за оставление своего поста и дезертирство перед лицом врага?»

Ответа из партийной канцелярии я так и не дождался.

Батальон штурмовых орудий, присланный рейхсфюрером, дал мне возможность организовать совместно с «Охотничьим подразделением Центр» внезапную контратаку в южном направлении, на Кшымув. Во время атаки мы уничтожили вражеский огнеметный батальон, а его командира взяли в плен.

Кроме того, нам достались огромные трофеи: минометы, противотанковые ружья, а также станковые пулеметы с боеприпасами. Мы с радостью приняли «пополнение».

Превосходство неприятеля в живой силе, танках, артиллерии и авиации равнялось от 12:1 до 15:1. Через два дня ожесточенных боев Грабово пало опять. Русские дошли до Крайника Горного, находящегося в двух километрах от Одера. Ситуация становилась критической, если не безнадежной. Одному Богу известно, что случилось бы, если бы им удалось пройти через наши позиции и форсировать реку! Я попросил своих людей сохранять спокойствие и выдержку. Оберштурмфюрер Швердт, вскоре произведенный в хауптштурмфюреры, отбил Грабово стремительным контрударом. В этом бою погибло четверо наших старых товарищей, принимавших участие в операции на Гран-Сассо. Швердт приказал положить их тела перед костелом, и мы отдали им воинские почести.

Каково же было мое удивление, когда после возвращения на командный пункт я застал там маршала Геринга, штаб которого ранее часто интересовался у меня по телефону «как дела». Маршал приехал, как он сказал, «по-соседски». Его известное владение — Каринхалл — находилось недалеко отсюда, немного западнее.

Геринг оставил в гардеробе свой великолепный мундир, на серой куртке у него не было никаких знаков отличия. Ему захотелось навестить линию фронта, в чем я не видел ничего странного. Какой-то генерал из его свиты шепнул мне на ухо: «Вы берете на себя слишком большую ответственность».

Уже спускались сумерки, поэтому я приказал остановить машины на дороге в Крайник Дольны. Далее мы вместе шли пешком, вынужденные иногда падать на землю, если недалеко разрывался артиллерийский снаряд. Маршала особенно интересовали догоравшие кое-где вражеские танки. Для него оказалось очень важным посетить передовую зенитную батарею с орудиями калибра 88 мм, которая принадлежала Люфтваффе, но использовалась как противотанковая, и поздравить расчеты с хорошими результатами боя. Он пожал руки нескольким солдатам и раздал бутылки со шнапсом, сигареты и сигары, которые имелись в большом количестве у свиты. То же самое повторилось на боевых позициях стрелков-парашютистов.

Была уже глубокая ночь, когда я сопровождал Германа Геринга к большому мосту на Одере.

— Завтра они еще по нему не пройдут! — сказал он.

— Никогда не пройдут, до тех пор, пока мы его защищаем, рейхсмаршал!

На прощание он сказал несколько восторженных слов в адрес этой «дивизии, возникшей чудесным образом из-под земли». Снова я увидел его только в Нюрнбергской тюрьме.