– Тоже верно, – кивнул Кругликов. – В наше время лучше какую-нибудь бумажку при себе иметь. И нам легче, и тебе здоровей.

Выслушав отчёт о моей ситуации, начальник принялся рыться в журнале исходящих документов, но не нашёл никаких запросов по Аксёнову в Москву.

– Извини, товарищ Аксёнов, нигде ничего нет. Может, товарищ Муравин – предыдущий начальник – забыл отправить? У нас, как Колчак с Деникиным шли, такая горячка была, ой-ой-ой.

Выяснилось, что главный особист Шестой армии занимает свой пост всего месяц, а предыдущий переведён на другую должность, в действующую армию, не то на Кавказ, не то на Украину. В общем, в те места, где теплее.

Ещё хорошо, что Кругликов слышал мою фамилию по донесениям особиста из дивизии, знает, что я выполнял особое задание Центрального аппарата в Архангельске, сидел в каторжной тюрьме, откуда бежал с группой товарищей, но не более. Кому этот Аксёнов должен докладывать о прибытии, что именно, он не знал, да и не интересовался. Опять-таки, по сообщению подчинённого, слышал, что Аксёнову велено пока находиться в распоряжении комиссара бригады, пока не придёт приказ из Москвы, вот и всё. Ну, а отчего приказ до сих пор не пришёл, он тоже не знает, не докладывали.

– А повторить сообщение можно? – спросил я.

– Конечно, можно, – великодушно сообщил начальник отдела. – Напишите мне текст, или просто скажите. Мы каждый вечер в Центр донесения шлём – что и где случилось. Вот заодно и ваше отправим.

– Москва. ВЧК. Особый отдел. От Аксёнова. – Подумав, я решил сократить сообщение. – Шишка в Вологде.

– Шишка? – слегка удивился Кругликов, а потом до него дошло. – С юмором наш начальник.

Не нужно быть особистом, чтобы сопоставить Кедрова и шишку.

– Ещё с каким, – усмехнулся я, вспоминая пароли, придуманные Михаилом Сергеевичем по ассоциации с его фамилией: ливанский кедр – «финикийский корабль», кипрский – «Афродита», и ещё парочка разновидностей. Есть ещё кедр гималайский, но по нему отчего-то начальник ничего не придумал. А мог бы, что-нибудь такое – раджа, пик, склон. Нет уж, не стоит усложнять. И мне голову ломать лишний раз не хочется.

Когда посылал сообщение через комиссара, свой псевдоним использовать не стал. Может, зря?

– Шифрограммы отправим через два часа. Если хотите, посидите, может, и ответ сразу будет. Кстати, чаю хотите? У меня настоящий, даже сахар где-то оставался.

Как отказаться от настоящего чая?

Я пил чай, кивал в такт рассказам начальника отдела и размышлял. В принципе, всё могло быть. Товарищ Муравин получил сообщение из Пинеги, большого значения не придал – фамилия ему ни о чём не говорила, а шифр я использовать не имел права (не знаю, почему, но раз Кедров так приказал, значит, так и должно быть), собрался отправить ответ попозже, немного зашился, а потом и вовсе забыл. Не стоит искать злого умысла там, где имеет место обычный бардак. Впрочем, это не самое страшное.

– Да, а можно узнать – мои донесения из Архангельска исправно передавали? – поинтересовался я.

– Сейчас узнаю, – кивнул Кругликов.

В нарушение инструкции о недопустимости оставлять в кабинете посторонних, начальник Особого отдела вышел и отсутствовал минут пять. Вернувшись, кивнул:

– Телеграфист говорит – помнит про товарища из Архангельска, всё передавал по мере поступления, раз в неделю, в среднем, у него даже все ваши бумажки с цифрами сохранились. Говорит, поначалу решил, что кто-то математику по телеграфу решил учить, потом догадался, что шифровки, – хохотнул Кругликов. Посерьёзнев, сказал: – Я ж до Вологды в Смоленске служил, там разведчики, кто по Польше работал, католическую Библию пытались использовать – замучились.

Ещё бы не замучились. Я как вспомню, как шифровал «несогласие наших купцов при покупке морских зверей» с «рассуждениями сената Архангельского», да «убогие житницы» и «отпускаемый за море хлеб», до сих пор вздрагиваю. В следующий раз (тьфу-тьфу!) что-нибудь другое попробую. Может, словарь какой взять, или путеводитель?

Да, чуть не пропустил мимо ушей. Кругликов из Смоленска? А ведь у меня там есть знакомые.

– Вы, товарищ, в Смоленске не у Игоря ли Васильевича служили? – улыбнулся я.

– У него, – кивнул Кругликов. – А ты, товарищ Аксёнов, откуда Игоря Васильевича знаешь?

– Да мы с ним в декабре восемнадцатого мятеж вместе подавляли, в Череповецкой губернии. Классный он дядька, хотя подчинённым у него не хотел бы быть.

– Это точно, – горячо закивал Кругликов. – Человек неплохой, начальник хороший, но зануда страшная! Если что не так – шкуру с тебя снимет, чучело сделает. Его у нас и боялись до одури, и уважали страшно. А что за мятеж он подавлял? Чего он в Череповецкой губернии потерял?

– Неужели не рассказывал? – удивился я. – Первого декабря мятеж случился, а никаких сил не было под рукой. Так туда из Ярославля, из Петрограда отправляли. И нас выдернули, прямо с Лубянки. По приказу Дзержинского всех в кучу собрали и отправили. Он ведь, Игорь Васильевич, всех нас спас, и меня в том числе. По нам шрапнелью шандарахнули, я там очередную контузию получил, а он меня в чувство привёл, а потом нас в атаку повёл.