— Да, а Михаил Сергеевич поехал в Сибирь работу ЧК налаживать? Или это секрет? — поинтересовался я.
— Да какой тут секрет? — хмыкнул Артузов. — Колчак отступает, следует местные отделы чека укреплять. Но самое главное в другом. Вместе с Кедровым туда целая эпидемиологическая комиссия отправилась.
— В смысле? — не понял я. — Эпидемиологическая комиссия — это образно?
— Да какой тут образ? Самая натуральная комиссия, организованная совместно Семашко и Дзержинским. Колчаковская армия нам такой «подарок» оставила, что за одно, это нужно адмирала расстрелять. У нас с болезнями ситуация аховая, а там вообще труба! Почти все врачи вместе с армией отступили, как и быть? В некоторых городах тифом болеют до четверти населения. А там еще и туберкулез, холера, дизентерия. Для начала следует хотя бы уровень заболеваемости оценить, прикинуть — сколько врачей понадобится, откуда медикаменты брать. Даже самое простое сделать — холерные и сыпнотифозные бараки построить, санитарные кордоны ставить, уже хорошо.
— Ясно, — кивнул я.
— Раз тебе ясно, иди к Наталье Андреевне, герой-любовник. Два дня тебе, а потом все, вперед. Да, грамоту к ордену ты мне сразу отдай, не таскай с собой. И орден только подруге покажешь и все. Не вздумай его на шинель крепить!
— Да ладно тебе, товарищ начальник, меня строжить, — возмутился я. Но всерьез на Артузова обижаться не стал. А ведь я что-то хотел? Не то спросить, не то уточнить... А, вспомнил!
—Товарищ Артузов, только сейчас вспомнил. Я же с Мудьюга вместе с Серафимом Корсаковым бежал, что на ледоколе служил.
— Точно, ты же мне говорил, — кивнул Артузов, умевший соображать очень быстро. — Корсаков из Архангельска, с тамошним подпольем знаком лучше, чем ты, а еще может помочь с передачей твоих разведданных через «Таймыр». Все верно?
Мне осталось только кивнуть. Нет, определенно мне не конкурировать с Артузовым несмотря на мой опыт. У этого парня — не талант, а талантище.
— Значит, Корсаков поступит в твое распоряжение, — резюмировал Артур.
Уже дойдя до вешалки и протягивая руку за шинелью, я вдруг подумал — а для чего мне хвастаться орденом перед Натальей? Я что, тетерев на току? Расстегнув ворот, засунул руку в гимнастерку, с усилием принялся откручивать тугую гайку. Закончив, положил награду в коробочку, и отдал Артузову.
— А знаешь, Артур Христианович, ты прав. К чему пока наградами хвастать? Вот если доживем, тогда мы все регалии и наденем. Представь, я на себя царскую медаль нацеплю, а рядом орден Красного знамени. А еще из кармашка часы от Дзержинского торчат!
— Ага, а я себе золотые медали на шею надену — одна гимназическая, а вторая за выставку, на которую Грум-Гржимайло наши работы отправлял, — повеселел Артур. — Плохо, что они для ношения не предусмотрены, придется дырки сверлить.
Посмеявшись, Артузов подтолкнул меня к выходу:
— Иди, отдыхай. А мне теперь голову ломать — где я для тебя фунты отыщу?
[1] Примерный перевод: Больше слушай — меньше говори. Слово серебро, молчание золото.
Глава 17. Дорога к Архангельску
Будь я романтиком, обязательно бы написал, что порывистый ветер сдувал с моего лица следы Наташиных поцелуев. Но про поцелуи я думал меньше всего, опасаясь, чтобы не выдуло глаза. И как не пытался подставить спину, все равно задувало прямо в физиономию. Хорошо Корсакову — парень привычный к ледяным ветрам, хотя и он пытается прикрыть лицо шарфом. Интересно, а в Белом море мореманы также бегают по палубам в одних тельняшках или одеваются по погоде?
Серафим вообще не сильно обрадовался, когда узнал, что его командируют в распоряжение особого отдела армии, да еще и отдают под начало какого-то московского особоуполномоченного. Говорят, «краснознаменец» шибко матерился, узнав о приказе. Конечно, его батальон уже собирался в одиночку штурмовать Архангельск, а тут на тебе, непонятно к кому! Правда, увидев меня, Корсаков ругаться перестал, сказав, что коли он теперь станет подчиняться Володьке Аксенову, тогда ладно. Мол, Вовка свой парень, архангельский, как бы даже и не с Соломбалы.
С мужиками договаривался Хаджи-Мурат. Что он им обещал, чем-то пугал, понятия не имею, но уже в Пинеге нас подхватил на розвальни щуплый мужичок, вызвавшийся провезти едва ли не половину пути, а там передать не то свату, не то куму.
Жаль, по Северной Двине не уедешь — далеко от Пинеги, зато можно бы рвануть прямо по льду и дунуть до Холмогор, а там и до Архангельска. А, нет, не рванешь. По Двине пока стоят белые и на берегах тоже.
От Пинеги до Архангельска двести верст, что немногим больше двухсот километров. На машине бы одолели расстояние часа за три. Впрочем, не одолели бы. Архангельский край такой, что приходится нарезать круги, чтобы попасть из одного населенного пункта в другой. Вот зима — самое благодатное время, когда между селениями появляются дороги.