Неизвестная земля (сборник)

— Но ведь это черт знает на какой глубине! — восклицает Омегин. — Кажется, тысячи три километров?

— Две девятьсот, — уточняет Русин. — Но мне думается, интересует его даже не это, а внутреннее ядро, которое еще глубже. До него пять тысяч километров.

— И оно, кажется, жидкое? — спрашивает Омегин.

— Большинство ученых полагают, что наоборот — твердое, а в жидком состоянии лишь внешнее ядро. Но и само понятие «жидкое» тут особое, ибо вещество находится там под давлением в миллион с лишним атмосфер…

— Знаем, знаем! — перебивает его Фрегатов. — Это каждый школьник знает. А вот насчет внутреннего ядра, где давление почти втрое больше, действительно идут споры. Одни считают его железным, другие силикатным.

— А я читал, будто бы загадку эту решили метеориты, — вставляет Сидор Омегин.

— Э, ничего они не решили! — пренебрежительно машет рукой Фрегатов. — Хотя они и являются, как полагают некоторые ученые, осколками погибшей планеты.

— И притом почти такой же, как и наша, — убежденно заявляет Русин. — Весьма вероятно в связи с этим, что каменные метеориты соответствуют химическому составу мантии, а железные — ядру планеты.

— А я думаю, что в ядре — звездная материя, — возражает ему Фрегатов. — Это утверждают и немецкие ученые Кун и Риттман. Они считают, что центральное ядро нашей Земли состоит из ионизированного водорода.

— А англичанин Джеффрис утверждает, что ядро либо железное, либо оливиновое, состоящее из силикатов магния и железа. Такого же мнения и наши ученые. Разница у них лишь в том, что вместо магния они предполагают наличие в железном внутреннем ядре никеля.

— Почему же тогда Земля приобрела такую форму, какую должен был принять жидкий шар? — удивляется Омегин.

— Да, правильно, — соглашается с ним Русин. — Земля тоже жидкая, но не в буквальном смысле, а лишь вследствие ползучести ее вещества и длительности воздействия на него центробежной силы. В этом-то и состоит противоречивость свойств вещества Земли. Когда на него действуют кратковременные силы, подобные сейсмическим толчкам, оно ведет себя, как легированная сталь, а когда оказывается под воздействием медленных сил — обретает пластичность.

— Пожалуй, все-таки профессора Кречетова интересует главным образом внутреннее ядро, находящееся в сверхплотном состоянии, — задумчиво произносит Фрегатов. — Может быть, даже состоит оно из совершенно неизвестного нам вещества. Вот это-то вещество и зондируют, наверно, коллеги профессора Кречетова нейтринными импульсами.

— А есть разве такое вещество, с которым нейтрино взаимодействует? — удивляется Омегин. — Оно ведь…

— Скрозь все, хочешь ты сказать? — усмехается Фрегатов.

— Ваша ирония тут, пожалуй, ни к чему, — серьезно замечает Фрегатову Семенов. — Нейтрино действительно ведь почти неуловимо. Гамма-лучам, слабо взаимодействующим с ядрами вещества, нужно пройти в среднем два с половиной — три метра свинца, прежде чем «завязнуть». А нейтрино для этого должно пронизать сплошную толщу свинца размером в пятьдесят световых лет.

— Но тогда это явно бредовая затея — уловить поток нейтрино, проходящий лишь сквозь нашу маленькую планету! — шумно восклицает Омегин. — Удалось разве кому-нибудь «притормозить» хоть одно нейтрино?

— Ай-яй-яй, научный фантаст Омегин! — смеется Фрегатов. — Разве можно быть таким скептиком? О таком ученом, как Бруно Максимович Понтекорво, слышал ли хоть что-нибудь?

— Ну ладно, хватит меня разыгрывать, я ведь серьезно… — сердится Омегин.

— И я тоже вполне серьезно. А тебе надо бы знать мнение Понтекорво по поводу неуловимости нейтрино. Тем более что в чем-то он с тобой согласен…

— В самом деле, Фрегатов, зачем вы превращаете все это в шутку? — хмурится Семенов.

А Русин лишь понимающе улыбается. Он знает манеру Фрегатова разговаривать с такими людьми, как Омегин.

— Почему же в шутку? — удивляется Фрегатов. — Понтекорво тоже ведь считает, что пропускать одно нейтрино сквозь астрономическую толщину вещества для того, чтобы оно с достаточной вероятностью с ним прореагировало, нереально. Или, как остроумно выразился наш коллега, бредово. И он предложил обратное — пропустить астрономическое число нейтрино через разумную, скажем, метровую толщину жидкого или твердого вещества. Такой эксперимент и был осуществлен в 1956 году.

— Тогда нейтрино взаимодействовало, кажется, с протоном? — спрашивает Семенов.

— Если мне не изменяет память, — замечает Алексей Русин, — это было не нейтрино, а антинейтрино.