Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

По этому поводу Тютчев в сентябре того же года писал жене в Мюнхен следующее: «Что означает письмо, которое ты написала мне в ответ на мое первое письмо из Петербурга? Неужели мы дошли до того, что стали так плохо понимать друг друга? Но не сон ли все это? Разве ты не чувствуешь, что все, все сейчас под угрозой?.. Недоразумение – страшная вещь, и страшно ощущать, как оно все углубляется, расширяется между нами, страшно ощущать всем своим существом, как ощущаю я, что оно вот-вот поглотит последние остатки нашего семейного счастья, все, что нам еще осталось на наши последние годы и счастья, и любви, и чувства собственного достоинства, наконец… не говоря уже обо всем другом…» И когда в мае 1854 года Эрнестина возвратилась из Германии, между ней и Тютчевым наступило примирение, хотя и не полное.

А 11 октября 1860 года Елена, находясь в Женеве, разрешилась от бремени вторым ребенком, которого назвали Федором. С этого времени и до конца жизни Денисьевой поэт почти не расставался с ней надолго. Они вдвоем уезжали за границу, а также в Москву, куда поэт отправлялся по делам…

А 22 мая 1864 года Денисьева снова родила ребенка. И тоже сына, которого окрестили Николаем. Но эти роды оказались для Елены Александровны трагическими. Сразу после них у нее стал быстро развиваться туберкулез. Как раз в это время Тютчев по неотложным делам должен был выехать в Москву. Возвратившись через три недели в Петербург, он практически все время посвящал уходу за умирающей Денисьевой.

Но, несмотря на все принимаемые меры, жизнь Елены медленно затухала, и 4 августа 1864 года она скончалась на руках у Тютчева. А 7 августа ее похоронили на Волковском кладбище в Петербурге.

Смерть возлюбленной опустошила Федора Ивановича. Об этом на следующий день после похорон он написал в Москву А.И. Георгиевскому, женатому на сестре Денисьевой – Марии: «Пустота, страшная пустота… Даже вспомнить о ней – вызвать ее, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу. Страшно, невыносимо…» По сути, Тютчев в это время оказался на грани душевного срыва. Дочь Анна, проживавшая в Дармштадте, к которой он приехал в конце августа, сообщала сестре Екатерине, что папа «в состоянии, близком к помешательству, что он не знает, что делать».

5 сентября Тютчев прибыл в Женеву, где его ожидала Эрнестина Федоровна. Свидетельница этого события отмечала, что «они встретились с пылкой нежностью». Казалось, эта встреча притупила душевную боль Тютчева от потери Денисьевой. Однако это его состояние успокоенности продолжалось недолго. 6 октября он пишет Георгиевскому: «Не живется, мой друг, не живется… Гноится рана, не заживает». А спустя два месяца с лишним, 8 декабря, – Полонскому: «Друг мой, теперь все испробовано – ничто не помогло, ничто не утешило, – не живется – не живется – не живется…»

Одно время у людей, хорошо знавших поэта, даже стало складываться мнение, что после смерти Елены Александровны Тютчеву «самому осталось недолго жить». А тут еще словно в подтверждение пословицы, что «беда не проходит одна», 2 мая 1865 года от скоротечной чахотки умирает четырнадцатилетняя дочь Тютчева и Денисьевой – Елена. А на следующий день от этой же болезни скончался сын Коля.

Сколь страшным было его горе, можно судить хотя бы по его письмам. Так, 17 мая в письме Георгиевскому он пишет: «Последние события переполнили меру и довели меня до совершенной бесчувственности. Я сам себя не сознаю, не понимаю…» 20 июня – сестре Елены: «Не было ни одного дня, который я не начинал без некоторого изумления, как человек продолжает еще жить, хотя ему отрубили голову и вырвали сердце».

И все же не зря говорят, что любую боль лечит время. Глухую пустоту в сердце Тютчева постепенно стала заполнять другая женщина, подруга Денисьевой – Елена Богданова. А начиная с конца 1865 года он стал видеться с ней все чаще и чаще.

Сватовство Гоголя

Известно, что к физической стороне любви Гоголь был равнодушен. Посему, видимо, особого интереса не проявлял и к брачному союзу, считая, что без него вполне можно обойтись. «Я просто стараюсь не заводить у себя ненужных вещей и сколько можно менее связываться с какими-нибудь узами на земле», – писал он в 1849 году.

Однако как это ни странно, но именно к этому времени относится попытка Николая Васильевича обзавестись узами брака. Кто же так глубоко запал в сердце вольнолюбивого человека? А то, что глубоко, сомневаться не приходится, потому что именно о ней, своей возлюбленной, Гоголь в конце первого тома «Мертвых душ» пишет: «…чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения».