Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

Отношения селян и горожан, купивших или построивших дома в деревнях России, далеко не идилличны. Вот нечто вроде типового портрета якобы умирающей, а на самом деле обновляющейся дачной деревни в нечерноземной глубинке, скажем, в соседней с Подмосковьем Смоленской,

Тверской или Ярославской областях, выживающей благодаря горожанам, которые грезили о настоящей избе в деревне где-нибудь поглуше.

Добираться до нее очень долго и трудно. На машине сейчас это занимает 5–6 часов. Но дорогу до деревни провели совсем недавно.

А прежде из Москвы надо было ехать на электричке или поезде дальнего следования, как правило, 4–5 ночных часов, потом на автобусе, который и ходит-то несколько раз в день, а потом еще и пешком через лес.

Вот такая глушь. А от Москвы это всего-то километров 200. Многие и по сей день так добираются, ведь стремится в такие районы определенный слой не очень богатых людей.

Было в деревне 40 домов и отделение колхоза. Все поля вокруг засевались общими силами хозяйства, при этом местный бригадир-трудоголик держал своих подчиненных в ежовых рукавицах. С колхозным стадом в 200 голов лихо управлялся бессменный пастух, который попивал, но знал свое дело.

Теперь в селе осталось га домов местных жителей, в том числе две бездетные семьи и две – с детьми (из этих четырех семей две – семьи хронических алкоголиков). Остальные местные – старушки, уже не работники даже в своем хозяйстве, поэтому на все село остались лишь две частные коровы (хотя раньше их было много). Колхозное стадо исчезло давно, как только состарился и ушел на пенсию пастух. Пришедшие ему на смену работники то теряли коров, то уходили в запой. Часть общественных коров в реформенный период зарезали, остальных отдали в центральную усадьбу. Поля тоже не пашут, хотя «акционерное общество», в которое переименовали колхоз, существует, и на некоторых полях, давно засеянных многолетними необновляемыми травами, косилки скашивают сено. Остальные зарастают лесом. Отделение колхоза закрыли, как только ушел бригадир, работников по старости не стало – молодые в колхоз не идут. Ведь заработков и так достаточно. Главное – это лес. Торговля лесом очень выгодна, тем более что вся она носит «теневой» и полукриминальный характер. А спрос есть. И основной спрос связан со вторым дыханием этой деревни – дачниками. На самом деле деревня не умирает, она обновляется. Из 40 домов более половины уже принадлежит москвичам, приезжающим сюда на лето. Есть жители и других городов, но мало. Постоянно живет в деревне лишь одна городская семья, сдавая в аренду московскую квартиру. Первые дачники появились в этой глуши еще 20 лет назад. Соблазнили друзей приобрести почти даром дом по соседству, те – своих друзей. Так и сформировалось тесное сообщество из другой жизни, которое лишь отчасти пересекается с местным населением. Поначалу у чужаков били стекла, каждую зиму «чистили» дома, унося все до мелочей. Потом, познакомившись ближе, смирились и даже подружились с новыми соседями. Однако ощущение чужеродности у горожан не прошло, хотя экономические интересы тесно связывали оба сообщества. Дачники нуждаются не только в стройматериалах, у местных жителей они покупают молоко, картофель и овощи. Сбор клюквы и ловля рыбы тоже стали хорошим промыслом для селян. Число дачников все расширяется. Однако прежний баланс интересов и отношений двух сообществ постепенно разрушается. Раньше местные охотно подрабатывали у дачников, теперь старые работники умерли и поставить забор некому: жители деревни не берутся. Даже для ремонта, не говоря уже о строительстве, приглашают молдаван, работающих на соседних стройках. Прежний натуральный обмен: горожане – дефицитные продукты из Москвы, местные – картошечка и молочко – нарушен. Все только за деньги и по немалым ценам. Новые алкоголики гораздо агрессивнее прежних. И дом, уходя в лес, не оставишь открытым. По мере расширения числа дачников, уменьшения и качественного изменения местного сообщества, былая помощь дачникам через стадию взаимодополнения переходит к стадии разделения двух сообществ с последующим отторжением горожан местными жителями и паразитировании на них. Эти конечные стадии наиболее выражены в Подмосковье, где давно уже при обилии местных безработных невозможно найти за умеренные цены любого работника и где работают в основном приезжие из стран СНГ. Примиряет местное и дачное сообщества только переходная страта – городские родственники местных жителей, менталитет которых все в большей степени дрейфует в сторону горожан. А также заинтересованность горожан в том, чтобы в деревне хоть кто-то жил в зимний период, когда их дома пустуют.

Как видно на этом примере, даже при сохранении благодаря дачникам и некотором улучшении общего облика деревни, что в более отдаленных местах бывает далеко не всегда, местное сельское сообщество в результате депопуляции и многих других причин все равно деградирует. Присутствие дачников даже убыстряет эту деградацию. Горожане, таким образом, спасают обустройство местности, но не сельское сообщество и сельское хозяйство.