Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

Помимо природного фактора и удаленности от городов есть еще один важный фактор сохранения демографических ресурсов – этно-культурный. Для многих народностей, проживающих на территории России, характерно сохранение более высокой, чем у русского населения, рождаемости и более крепких семейных уз. Для них часто характерен и меньший отток в города. В результате во многих республиках и даже в отдельных нерусских национальных административных районах и плотность населения, и трудовой потенциал выше. Порой они так высоки, например в республиках Северного Кавказа, что это создает особые проблемы ведения индивидуального хозяйства. Но об этом – в специальном разделе в конце следующей главы.

После распада СССР приток мигрантов в Россию пополнил сельскую местность даже в Нечерноземных районах, где впервые за много лет въезд стал превышать выезд. Ехали из бывших южных республик в основном русские горожане, которые бежали в Россию от национальных конфликтов и экономического кризиса. Стали терять население и российские северные и восточные районы. Однако для мигрантов (большинство которых – горожане) село было лишь ступенькой на пути в город, особенно в Нечерноземье. С середины 1990-х годов поток приезжих в Россию ослабел, и многие районы вновь начали терять население. Тем не менее в более плотно заселенных южных русских районах, а также в Поволжье сельское население за счет мигрантов увеличилось. В Нечерноземье временный миграционный приток не смог перекрыть все увеличивающуюся естественную убыль сельского населения. Результатом этой длительной депопуляции стало множество умерших и деградирующих деревень, в основном удаленных. Произошла поляризация поселений по критерию потенциальных возможностей выживания и развития (Город и деревня 2001:240–272). Среди массы мелких поселений значительную долю составляют деревни, где постоянно прописано менее 10 человек, в основном пенсионеров, и такие деревни можно назвать умирающими. Перепись 2002 года выявила, что около трети всех сельских поселений России или умерли, или «дышат на ладан». Есть деревни, в которых не осталось никого. Больше всего деревень без постоянного населения (18–22 %) в нечерноземных Костромской, Ярославской, Вологодской и Кировской областях.

В Псковской и Новгородской областях таких деревень – по 12–13 % от всех сельских поселений. А 40–45 % поселений в этих областях в 2002 году имели менее га жителей.

Таким образом, в России практически нежизнеспособно более половины поселений. Ожидать в них высокого качества человеческого капитала не приходится. Если деревня не облюбована дачниками, то физические ограничения проживающих там стариков и их общий настрой не способствуют активной сельскохозяйственной деятельности (если село не находится в зоне высокотоварного хозяйства и если на огороде не работают регулярно приезжающие городские дети).

В южной части Европейской России число умерших деревень в 2002 году было относительно невелико (1–5%). Гораздо меньше там и умирающих деревень, например, в Самарской, Курской, Воронежской областях – до га%. В остальных регионах, как правило, еще меньше. Даже на юге Дальнего Востока, где в последние годы наблюдался значительный отток сельских жителей, сеть поселений сохранилась лучше, чем в Нечерноземье, где население бежит из деревни уже несколько десятилетий.

С другой стороны, для южных и пригородных районов характерны гораздо более крупные поселения, достигающие нескольких тысяч человек. Подобная скученность сельского населения, часть которого живет в многоэтажных домах, тоже ограничивает возможности ведения индивидуального хозяйства, особенно животноводства.

Если сопоставить статистические данные по 1400 административным районам Европейской России о плотности сельского населения и количестве у него скота, то выяснится, что наиболее мощные животноводческие хозяйства «расположены» посередине ряда в районах с плотностью населения от 5 до 20 человек на 1 кв. км. Получается, что прямой зависимости между плотностью населения, которая во многом определяет качество человеческого капитала, и типом хозяйств населения не просматривается (рис. 3.5.4).

Казалось бы, это противоречит результатам социологических обследований отдельных хозяйств, которые свидетельствуют, что с повышением уровня человеческого капитала повышается производство и товарность индивидуальных хозяйств (Пациорковский 2003:231).