Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

То же происходит и в более южной Астраханской области, где русских гораздо меньше, чем в Ставрополье, и скоро будет менее половины (табл. 4.3.9). А в заволжском Красноярском и Наримановском районах этой области еще в 1989 году русских было около 40 %, и более половины составляли казахи, ногайцы и татары. На юго-западе к ним добавляются калмыки. И хотя культурная дистанция между этими народностями и русскими тоже велика, позиции местного казачества здесь намного слабее, и русское население в целом толерантнее.

В этом мозаичном сельском сообществе увеличение численности дагестанских народов и чеченцев воспринимается не столь болезненно.

Межэтнические проблемы Астраханской области связаны не столько с постоянным населением, сколько с огромным миграционным потоком из Средней Азии (поезда, прежде ходившие до Москвы, теперь идут до Астрахани) и из соседнего Казахстана. С появлением миграционных карт наладился учет временно прибывающих. Максимальный поток (37–38 тыс. человек ежемесячно) прибывает в Астраханскую область с апреля по август, к сентябрю-октябрю он спадает до 24 тыс. Уезжает – около половины. Чуть менее половины прибывающих – граждане Таджикистана, подавляющее большинство которых приезжает в поисках любой временной работы (на стройках, в сельском хозяйстве и т. д.). От четверти до трети – из Узбекистана. Для них в большей степени характерен челночный бизнес. Жителей Казахстана среди приезжих по железной дороге – 14–16 %, большая их часть едет к родственникам. Проследить, кто из этого потока остается в Астраханской и соседних областях, практически невозможно. Большая часть едет транзитом в другие районы России, в основном в города. Тем не менее, по некоторым оценкам, в пограничных сельских районах Астраханской области до 40 % работников в весенне-летний период составляют иностранцы.

Разрешимы ли национальные проблемы?

Нерусские мигранты не угрожают сельскому хозяйству русских регионов, а, скорее, спасают некоторые его отрасли, стоящие на грани гибели. В то же время мигранты-аграрии составляют конкуренцию местному населению, а то и вытесняют его, меняя сельский ландшафт.

Этническая ситуация, которая складывается в Ставрополье и соседнем Краснодарском крае, напоминает мину замедленного действия. Учитывая бурную историю борьбы разных народов за эту землю, непрекращаюшуюся войну в Чечне – с одной стороны, и усиление национализма казачества – с другой, можно ожидать самых разных вариантов развития событий. Тем не менее ситуация не безвыходна, и многое зависит от политики властей.

Необходимым, хотя и недостаточным, условием мирного сосуществования разных этнических сообществ является разделение труда. Когда каждое сообщество занимает свою профессиональную нишу, претендуя на разные ресурсы, этнические конфликты возникают гораздо реже. В городах, особенно гигантских, этнические профессиональные предпочтения на рынке труда обычно хорошо заметны, разные сферы деятельности оккупированы представителями разных народностей и к тому же меньше связаны с землей. Поэтому здесь хозяйственных конфликтов меньше. Хотя при скученности населения культурные столкновения бывают часто. В сельском хозяйстве, как и в городах, нерусские мигранты тоже занимают те экономические ниши, на которые не претендует русское население. Это либо низкооплачиваемый неквалифицированный труд, часто сезонный, либо разные виды предпринимательской деятельности на арендуемой земле. Пока можно утверждать, что нерусские мигранты не только ничем не угрожают сельскому хозяйству русских регионов, но, скорее, спасают некоторые его отрасли, стоящие на грани гибели. Но это – в общем и целом. В определенных местах мигранты-аграрии составляют острую конкуренцию местному населению, ведь возможности выбора занятий в сельской местности намного уже, чем в городах.

Так, в районах узкой специализации не только коллективных, но и личных подсобных хозяйств сама возможность разделения труда на этнокультурной основе уменьшается. Сходные экономические интересы создают классические условия для возникновения межэтнических конфликтов (Колосов 1998). Отсюда вытеснение одного сообщества, местного, другим – пришлым, экономически более активным.

Все это осложняется демографическим «давлением» мигрантов (у них больше детей, молодежи и меньше стариков). Этническое напряжение в южных районах может усилиться с расширением рыночного оборота земли (Авксентьев 1998). Достаточно вспомнить борьбу ставропольских казаков с «иногородними» в XIX – начале XX века, которая подчас принимала весьма ожесточенный характер (см. подробнее в разделе 5.6). А ведь и сейчас в равнинных плодородных регионах Северного Кавказа, как и в Подмосковье и вообще в пригородах крупных центров, земля в умах людей имеет большую ценность, возросшую после принятия в 2002 году федерального закона о ее купле-продаже. Однако угроза «этнической приватизации», связанная с этим законом, внушает на местах слишком много тревог, что ведет к попыткам замораживания землеоборота законодательными органами южных регионов.

Не только в традиционно закрытых, но и в еще недавно открытых для притока мигрантов областях намечается явная тенденция к ужесточению миграционной политики. Все чаще предлагается введение региональных квот приема мигрантов. Власти Краснодарского края даже ввели норму – в крае должно быть не менее 85 % русских (Кульбачевская 2003). Однако, как показывает практика, запретительные меры не срабатывают. Любое ограничение постоянной и временной миграции при проницаемых границах вызывает только рост ее нелегальной части. К тому же эти меры весьма сомнительны с экономической точки зрения: современное сельское хозяйство России без мигрантов существовать вряд ли сможет.

Например, Левокумский район на северо-востоке Ставрополья принимает ежегодно более 1000 трудовых мигрантов из Дагестана, причем большая их часть нанимается в колхозы для обрезки и подвязки винограда, уборки урожая. Руководители хозяйств отмечают высокую ответственность дагестанских рабочих. Считается, что один такой рабочий «заменяет» пятерых студентов (Региональный рынок 2002: 267). И в других регионах сезонные нерусские мигранты оказываются востребованными в сельском хозяйстве. Местных жителей временные работы в колхозах не слишком привлекают из-за низкой оплаты труда. Им бывает выгоднее подработать у фермеров, которые платят побольше, или уйти из сельского хозяйства в рыбные промыслы или на нефте-и газодобычу. Вот тут в сельском хозяйстве и оказываются нужными таджики, готовые чуть ли не рабски трудиться за сущие гроши (Гости с юга 1999). Пользуются спросом определенные профессиональные навыки. Например, узбеки в Астраханской области выращивают хлопок и табак. Прежде они работали и на рисовых плантациях, но сейчас, с упадком рисоводства в колхозах, их вытесняют корейцы-арендаторы. В черноземные и западные регионы России приезжают белорусы и украинцы на высаживание рассады, прополку и уборку урожая. Эта работа ведется практически нелегально, обычно без всяких договоров и остается вне поля зрения статистиков.

Основная причина социального напряжения заключается в том, что иностранные рабочие понижают местные расценки на труд, что вызывает ропот местного населения, особенно в регионах, не испытавших сильной депопуляции. С другой стороны, наше нищее сельское хозяйство не может платить работникам больших денег и опираться на местные трудовые ресурсы. Руководители крупных предприятий и фермеры предпочитают нанимать приезжих рабочих не только из-за того, что им можно меньше платить. Важен и настрой мигрантов на заработки, заставляющий их более интенсивно работать, и гораздо меньшая их алкоголизация.

Значительная часть этих временных мигрантов постепенно превращается в постоянных. Они берут в аренду у предприятий или администраций землю (см. раздел 5.1), покупают дома в деревнях или живут у родственников и постепенно перебираются в пограничные районы. Там их гораздо больше, чем приезжих русских из республик бывшего СССР, которые едут «транзитом» в центральные и западные районы России и чаще выбирают большие города. Отсюда пугающий многих эффект прямо-таки фронтального инородческого наступления на пограничье.

Не все регионы охотно принимают нерусских мигрантов. Например, в заволжских многонациональных переселенческих районах возникла сравнительно открытая сельская среда, в которой припиши люд чувствует себя свободнее. Совсем иное дело, например, Пензенская область. Даже при наличии жилья и родни (при смешанных браках) нерусские мигранты, как правило, не очень охотно едут в среднерусскую глубинку, в частности черноземную, подвергшуюся меньшей депопуляции, где им трудно ужиться с традиционным сельским сообществом.

Миграционная политика прежде всего должна учитывать экономические реалии и по возможности направлять мигрантов в такие сферы деятельности (конечно, с учетом профессиональных навыков и культурных традиций), которые не создавали бы явной конкуренции местному населению.

Нежелательно создание массивов компактного расселения мигрантов одной этнической группы, которые впоследствии могут стать очагами межэтнических конфликтов. Разумной представляется мысль демографа Ж.А. Зайончковской об организации перемежающегося расселения разных народностей (Зайончковская 2005), например, китайцев с корейцами и вьетнамцами на Дальнем Востоке, дагестанских народов с ногайцами и туркменами на Ставрополье. Все это, думается, позволило бы избежать «демонизации» какой-то одной народности в глазах русского населения. Еще более радикальным решением проблемы могло бы стать культивирование не национальной, а региональной идентичности , например ставропольской (Колосов 1998).