Неизвестность

Вера, как всегда, обрадовалась.

– Я тут рядом, мог бы зайти, если не помешаю.

– Да, конечно!

Я был не рядом, поэтому поймал такси. И через полчаса был у Веры.

Она оказалась одна.

– А где муж, дети?

– Детей у меня – только дочь, ты забыл? Она у бабушки на даче. А с мужем мы разводимся. Сейчас у своей мамы живет.

– Что так?

– Во-первых, стал пить по-черному. Каждый вечер приходит пьяный, а дочь это видит, а ей уже почти двенадцать, она абсолютно все понимает, ты не представляешь, какая она умная и взрослая девочка! И такой стал наглый, даже не оправдывается, говорит, что по делу! Пить по делу – это нормально? Нет, он, конечно, не так чтобы совсем пьяный, он держаться умеет, надо отдать ему должное, но каждый вечер, представляешь?

Я наскоро позавидовал: я бы и сам хотел уметь держаться, выпивая каждый вечер. Но – увы.

– И потом, – рассказывала Вера, – у него какие-то отношения с какими-то непонятными людьми. Такие типы к нам приходили, это что-то! Бандиты, Витя, я тебе серьезно говорю, натуральные бандиты!

– Он по-прежнему в комсомоле? – я помнил, что муж Веры был шишкой в областном комсомольском комитете.

– Да, но чем там занимается, непонятно. Мне говорит, чтобы я искала другую работу. Я же тоже второй секретарь райкома.

– Выросла!

– Витя, я уже четвертый год на этом месте, ты просто не помнишь.

– Прости, да, я плохо запоминаю такие вещи. То есть вы развелись по идеологическим соображениям?

– Не смейся, но и по ним тоже. Нет, я понимаю, все шатается, перестройка, я не против, отменили однопартийную систему, я тоже согласна, потому что слишком стало все заорганизовано и формально, но считать, как он, что комсомол и партия рухнут… Во-первых, это невозможно, потому что общество без идеологии рассыплется, а главное, если ты так считаешь, как ты можешь работать в этой структуре? Честно уходи тогда, вот и все!

Мне всегда становилось немного не по себе, когда она так говорила, я вглядывался: не шутит ли? Кроме нее, я мало знал людей, которые так горячо и искренне были бы привержены коммунистической идее. Да и эти немногие в последнее время уже не горячились. Иногда мне хотелось попросить ее произнести что-то вроде: «Будучи работником райкома комсомола, я координирую многогранную работу по воспитанию молодежи на традициях старшего поколения, на примерах ветеранов комсомола, войны и труда, организую слеты, а также походы по местам революционной, боевой и трудовой славы», – и посмотреть, как она после этого рассмеется. Но в том-то и дело, что она могла произнести подобные вещи серьезно, с верой в свои слова. Невероятная женщина.

Она угощала меня чаем и вареньем, сидела напротив, крутя в пальцах чайную ложечку. Мне подумалось, что у себя на работе, за райкомовским столом, она тоже так вот крутит в пальцах, только не ложечку, а ручку. Привычка. И я показался себе младшим сотрудником, которому эта комсомольская богиня[60] втолковывает цели и задачи предстоящей горячей работы. Хотя она сейчас не втолковывала, а делилась своими печалями:

– Витя, ты понимаешь, что происходит? Меня и раньше дурочкой считали, потому что слишком серьезно ко всему относилась, а сейчас чувствую себя совсем идиоткой. Но я никогда не была тупой идеалисткой. Думаешь, не видела, какие перекосы вокруг?

– Не перекосы, Вера. Сгнило все. Под корень.

– Неправда! Я столько в жизни видела людей – хороших, чистых, настоящих… Очень много! – горячо сказала она. Но тут же, как честный человек, исправилась. – И даже пусть не так много, как хотелось бы. Пусть даже мало. Но они, как тебе сказать… Они люди из будущего, куда мы все хотели, разве нет?

– Вера…

– Ты дослушай! Не только же личное и мелкое у людей есть, это скучно, есть же что-то общее! Его надо растить, воспитывать, для этого время нужно! И терпение!

– Нет времени, Вера. Не дадут нам его.

– Кто не даст?

– Капиталистическое окружение. Воспитать людей, чтобы они сознательно выкладывались на работе для общего блага, надо лет двести. А за деньги они будут готовы даже не через двадцать лет, а сразу. Они фатально обгоняют, понимаешь? Осел, у которого впереди клочок сена, бежит быстрее, чем осел, у которого впереди идея клочка сена.

– Да не в сене же дело! Ты вот разве только для материальных вещей живешь?

– Ну, сейчас мне вообще ни до чего, – увел я от темы. – Я сейчас приболел маленько. То есть ничего не болит, но хронически болен.

– А что случилось?

– Говоря прямо и грубо – алкоголизм.

– Ты шутишь?

– Нет.

– Значит, тогда был не просто случай?

«Тогда», то есть лет пять назад. Я напился, меня потянуло к Вере. Обычно я ей звонил, признавался очередной раз в любви, а потом пропадал на полгода, на год. А в тот раз не стал звонить, приперся. Плохо помню, что было. Помню, сидел на кухне, разглагольствовал на общие темы, появилась девочка, ее дочь, я пытался ее обнять, сказал, что люблю ее маму, девочка исчезла. Вера попросила меня уйти, я сказал, что уйду немедленно, но мне плохо и надо немного выпить. У меня две стадии, сказал я. Когда выпиваю средне, то буйный, а когда добавлю, тихий и спокойный.