Неизвестные лики войны

Летом 1945 года Красная Армия готовилась к проведению Маньчжурской операции против японцев. Забайкальскому, 1-му и 2-му Дальневосточным фронтам предстояло перейти через горные перевалы Большого Хингана и совершить марш через безводную пустыню Гоби. В таких условиях далеко не всегда можно было положиться на «полуторки», «ЗиСы» и даже на мощные «студебеккеры». И, как обычно, часть грузов была переложена на вьючных животных. Монгольские союзники предоставили в распоряжение советского командования десятки тысяч лошадей.

Казалось бы, набрасывай на скотину тюки и — вперёд. Но не тут-то было!

«На спины лошадей вначале безуспешно пытались надеть сёдла с надстройками из штырей, винтов, застёжек. На сёдла крепились ствол или плита миномёта, лотки с боеприпасами. Потом-таки научились, и лошади привыкли к этой процедуре.

Вначале с сёдлами ничего не получалось. Свободолюбивые монгольские скакуны тряслись, как в лихорадке, увидя необыкновенные металлические конструкции. Их приходилось держать вчетвером-впятером для того, чтобы набросить на спину громыхающее металлом седло. Кстати говоря, ничего другого и нельзя было ожидать от лошади, только вчера беспечно носившейся по просторам.

Но седло ещё, как говорится, полбеды. Лошади не хотели есть овёс, пить из ведра или корыта. Они привыкли к подножному корму, природным водным источникам и снегам. А ковка! Тот, кто знаком с этим, знает, что даже обычную лошадь, ту, на которой возят грузы и пашут, подковать нелегко. Нужна немалая сноровка и ловкость, чтобы завести её в специальный кузнечный станок, очистить копыто и прибить гвоздями подкову. Но в армии тягловая сила должна быть на добротных металлических подковах. И вот спутанного степняка приходилось буквально вдесятером втаскивать в кузнечный станок. Даже в таком состоянии лошадь сопротивлялась, как могла, отбивалась, пыталась кусаться. К этой процедуре привыкали постепенно».

А начальство торопит, ругается, грозит трибуналом за срыв установленных сроков. Ему нет никакого дела, что бестолковые солдаты, бывшие городские жители, не могут приручить строптивых животных. В соседнем подразделении смогли же! Мало ли что в нём служат несколько пастухов и конюхов. Выкручивайтесь как хотите, делитесь опытом, но чтоб к времени «Ч» батарея была готова к маршу! И не дай бог вам нарушить его график.

И тогда уговорами, кусочком сахара, кнутом, ударами приклада начинается приручение несчастных лошадей, которые никак не могут взять в толк, что от них требуется, почему их лишили свободы и мучают? Они ещё не знают, что совсем скоро их ожидают изнурительный труд, боль, голод и возможно, гибель. Война.

Зато если и люди, и лошади были закалёнными в боях, то не было ничего страшнее кавалерийской атаки, сметающей всё на своём пути. Чего только не придумывали, чтобы защититься от неё! Построение пехоты в каре, треугольники и круги, специальные деревянные рогатки, «волчьи ямы», пятиметровые пики… Всего не перечислишь.

Но остановить обезумевших в общем ритме несущейся лавы животных могла только смерть. Или естественное препятствие.

«Эскадроны, видневшиеся сквозь местами разорванное огромное облако дыма, извивались и вздувались, как щупальца полипа. Среди пушечных залпов и звуков фанфар — хаос касок, криков, сабель, резкие движения лошадиных крупов, страшная и вместе с тем послушная воинской дисциплине сумятица. А надо всем этим — кирасы, словно чешуя гидры…

За гребнем плато, укрываясь за батареей, английская пехота, построенная в тринадцать каре, по два батальона в каждом, и в две линии: семь каре на первой, шесть — на второй, взяв ружья наизготовку и целясь в то, что должно было перед ней появиться, ожидала спокойная, безмолвная, неподвижная. Она не видела кирасир, кирасиры не видели её. Она прислушивалась к нарастающему приливу этого моря людей. Она всё яснее различала топот трёх тысяч коней, бежавших крупной рысью, мерный стук их копыт, бряцание сабель, звяканье кирас и могучее, яростное дыхание. Наступила грозная тишина, потом внезапно над гребнем возник длинный ряд поднятых рук, потрясающих саблями, каски, трубы, штандарты и три тысячи седоусых голов, кричавших: „Да здравствует император!“ Вся эта кавалерия обрушилась на плато. Это походило на начинающееся землетрясение.

Вдруг произошло нечто трагическое: налево от англичан, направо от нас раздался страшный вопль, кони кирасир, мчавшиеся во главе колонны, встали на дыбы. Очутившись на самом гребне плато, кирасиры, отдавшиеся во власть необузданной ярости, готовые к смертоносной атаке на неприятельские каре и батареи, внезапно увидели между собой и англичанами провал, пропасть. То была пролегавшая в ложбине дорога на Оэн.