Неизвестные лики войны

Одно начинает противоречить другому. Сознание раздваивается. Понятия долга, чести и совести превращаются в пустой звук. Торжествуют страх, злоба и месть. Начинается самоуправство.

Я не знаю, как с этим было в Красной Армии. Вряд ли существовали какие-то официальные распоряжения, призывающие к расправам. Каждое государство старается в отечественной истории не оставлять кровавого следа. Но то, что такие расправы были, и к ним порой относились снисходительно — несомненно. Это лицо ВОЙНЫ.

Об этом свидетельствуют документы другой стороны.

Вот отрывок из пункта 8 приказа по 17-й армии за № 0973/41 от 17.11.41 г. командующего генерал-полковника Хота: «Красные солдаты зверски убивали наших раненых; они жестоко расправлялись с пленными и убивали их…»

Не похоже на пропагандистский трюк. Это ноябрь. Не первый месяц войны. Германские солдаты легко бы уличили своего командующего во лжи. Но если это не ложь?

В 1945 году министр пропаганды рейха доктор Геббельс отмечает в своём дневнике: «Я получил из Секешфехервара ужасающее донесение о зверствах, учинённых там Советами. Они буквально затмевают всё, что мы знаем о совершённом ими в наших восточных гау (Гау — регион (Примеч. ред.). Из подобранных в районе Секешфехервара дневников убитых советских солдат явствует, что советские войска чрезвычайно устали от войны. (…) Они представляют себя великими спасителями мира; примечательно, что большевистская пропаганда привила им некий комплекс превосходства над остальными людьми, и в результате они совершают самые бессмысленные кровопролития. В целом же каждый советский солдат выдрессирован в духе мести немцам и Германии. И он это делает в полную меру своих сил».

В марте 1945 года германские войска нанесли контрудар в районе озера Балатон и сумели отбить участок венгерской территории. «Наши солдаты, увидев зверства Советов, не знают больше никакой пощады. Они убивают советских солдат лопатами и ружейными прикладами. Жестокости, в которых виноваты Советы, неописуемы. Страшные свидетельства этого видны на всём протяжении нашего пути».

Можно, конечно, сказать: «Брешут фашистские гадины!» А можно задуматься и почитать другие документы.

Исторические. Не обезображенные идеологической цензурой.

Писатель Виктор Хен писал в своём дневнике в 1867 году: «Казаки придут на своих лошадях с плётками и пиками и всё затопчут. У них нет никаких потребностей, они мастера разрушения, ведь у них нет сердца, они бесчувственны…»

Ещё раньше, в марте 1848 года, в Германии была выпущена революционная листовка о предстоящем нападении русских: «Помните ли вы со времён освободительных войн наших друзей? Спросите своих отцов, дядей, тётушек, бабушек и дедушек, как великолепно эти наши друзья умели воровать и грабить, мародёрствовать и угонять. Помните ли вы ещё казаков на низких лошадях с высокими сёдлами, увешанных котелками, чайниками, сковородками, утварью из серебра и золота? Всюду, где они побывали, они оставляли за собой разрушение, вонь и насекомых. И эти казаки, башкиры, калмыки, татары и т. д. десятками тысяч горят скотским желанием вновь разграбить Германию, (…) убить наших братьев, обесчестить наших матерей и сестёр».

Это память о войнах с Наполеоном. Напомню, Германия и Россия тогда были союзниками.

А ещё раньше, во время Семилетней войны, в Пруссию вступил авангард русской армии, составленный из лёгких, нерегулярных войск. И уже русские историки констатируют: «Дикие, неустроенные орды этого войска всюду оставляли за собой ужас и отчаяние: пепелища, развалины и трупы жителей без разбора пола и возраста означали их след. Пруссаки смотрели на наше войско, как на вторжение новых варваров, называя наших казаков гуннами восемнадцатого столетия».

Казаки всегда являлись пугалом для врагов России. И небезосновательно.

«Не будучи профессиональным солдатом, казак, уходя на войну, оставлял дома семью и хозяйство. Поэтому с войны он должен был что-то привезти, чтобы быть не только воином, но и добытчиком. Командование смотрело на бесчинства, или как их называли раньше, „предерзости“, казаков сквозь пальцы. А проступки были одни и те же: грабёж населения, пленных, обозов и лагерей неприятеля». Всему этому сопутствовали убийства. В кампании 1770 года, например, казаки, ворвавшись в турецкий лагерь раньше всех, разорвали на палатки захваченные знамёна, оставив всю русскую армию во главе с Румянцевым без столь почётных трофеев.

В занятом в 1760 году Берлине казаки с удовольствием пороли газетчиков, «которые писали, что русские солдаты плохо обучены, плохо снаряжены, а офицеры и подавно никуда не годятся». Вот за это и пороли.

«Подумаешь, порка!» — скажет читатель.

Попробуем представить, как это было. Взлетает казацкая нагайка. Со свистом рассекается воздух. Хлысть! На ягодицах почтенного бюргера выступает багровая полоса. Хлысть! Кожа лопается и опухает. Хлысть! Летят мелкие брызги крови. Взрослый мужчина кричит от боли и стыда. «А чтоб неповадно было пасквили и небылицы сочинять о русской армии!» — гогочут бородатые донцы.