Неизвестные лица

«25 июня состоялось годичное общее собрание членов Лучанского фотографического Общества. Были заслушаны отчеты правления о работе Общества за 1913 год. Избрано правление Общества. Собрание подтвердило благотворную деятельность прежнего состава правления под предводительством графа Сычинского.

На этом же собрании единодушно был исключен из членов Общества г-н Чуев Николай Максимович, как лицо, стремящееся к подрыву незыблемости трона и нарушающее правила русского гостеприимства. Это выразилось в грубом отношении к коллеге господину Честеру Родсу, любезно открывшему при посещении нашего Общества достижения заграничной фотографии, а также продемонстрировавшему поразительно эффективные опыты в этой части.

Г-н Чуев, будучи личностью грубой и нетактичной, нанес господину Ч. Родсу оскорбление, когда тот посетил его квартиру и пожелал ознакомиться с достижениями г-на Чуева в фотографировании…

Любитель-фотограф».

Эта заметка была для Орлова настоящим откровением. Внимательно читая и вдумываясь в каждое слово, Орлов почувствовал ту обстановку, в которой жил Чуев в дореволюционном Лучанске. Уже в какой-то степени приобщившись к атмосфере маленького домика на Лесной улице, Орлов понимал, что за строками, написанными в газете, кроется какая-то драма. «Оскорбление» заморского гостя не могло быть случайным.

В архиве им удалось отыскать и данные об игумене Аркадии. Он был настоятелем Павловского монастыря с 1907 года по день смерти в августе 1915 года. В монастырь Аркадий пришел десятилетним отроком. Скончался во время освящения новой часовни, построенной на монастырской территории купцом Опекалиным во имя святителя Питирима.

Для Орлова оставалось невыясненным имя — Честер Родс. Можно было предполагать, что «коллега», как его называла газета, посетил Лучанское фотографическое общество не только ради демонстрации и «эффектных опытов фотографирования»…

Орлов и Заливов возвратились в управление. Здесь им сообщили новость: лейтенант Ершов не появлялся на работе. Пока известно только одно: вышел он из дому в шесть утра.

Орлов дал указание прислать к нему капитана Ермолина, а сам стал знакомиться с полученным в его отсутствие заявлением Чуева. Оно было написано обстоятельно, со всеми деталями. Орлов приобщил к нему полученные из архива справки, намереваясь все это немедленно доложить генералу.

Он собрался выйти из кабинета, когда Ермолин сообщил по телефону о появлении Ершова.

— Приходите оба ко мне! — приказал Орлов.

Не прошло и минуты, как Ершов и Ермолин вошли в кабинет.

— Что случилось?

— Извините, товарищ полковник, — заговорил Ершов, подходя к столу. — Я просто не мог поставить кого-либо в известность. Случилось все очень рано утром. Я вышел на улицу, рассчитывая успеть выкупаться до работы и съездить в сапожную мастерскую. Выкупавшись, около переправы неожиданно увидел того самого типа, который, как мне показалось, изучал Бочкина. Одет он был по-другому, но я его узнал и пошел за ним…

— И что же? — спросил Орлов.

— Неизвестный переехал на пароходе на левый берег, побродил по базару и затем вышел на шоссе. Миновав село, он углубился в Спиридоновский лес. В лесу пробыл недолго, а затем в течение двух часов и двадцати минут сидел на опушке под березой. На коленях у него лежала раскрытая книга, но он ее не читал. Похоже было, что он нервничал… Выкурил тринадцать папирос… Уходя, закопал окурки в землю. Я поинтересовался окурками. Из тринадцати папирос только три выкурены полностью… Сесть на пароход с ним не удалось. Я его потерял… — Ершов замолчал, потом тряхнул головой и добавил: — Не в оправдание себя, а ради истины должен сказать, товарищ полковник, что неизвестный во время продвижения туда и обратно вел себя очень квалифицированно, в смысле проверки, не идет ли за ним кто. Вот все.

— К чему он закапывал окурки? — спросил Орлов..

— Это меня очень удивило…

— Ну, а что вы с ними сделали?

— Обратно закопал, товарищ полковник, — ответил Ершов.

— Правильно! Немедленно обо всем напишите рапорт и принесите в кабинет генерала. Я буду там, — сказал Орлов.