Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

В сопровождении жены моего старшего сына[120] в качестве переводчицы явился я в управление английской полиции, где и изложил своё ходатайство. Приняли нас кисло-сладко, заявив, что уже более десяти аналогичных прошений поступило за эти дни от русских. Очевидно, попутчики по «Риону» опередили меня. Моя невестка принялась, однако, судорожно доказывать мои якобы преимущества, указав, в частности, что в Англии доныне применяется моя система регистрации дактилоскопических оттисков[121]. Это обстоятельство как будто бы несколько поколебало англичан, и нам обещали прислать через несколько дней извещение о том или ином принятом решении. Действительно, вскоре мы снова были приглашены в управление. На этот раз любезно принятые самим начальником, мы получили в письменной форме просимое разрешение и копию с него.

Из соображений простой вежливости с тем же ходатайством отправились мы и к турецким властям. Там нам заявили, что подобная просьба настолько необычна для Турции, что вопрос этот может решить лишь сам Великий Визирь[122]. Не без труда удалось попасть к нему на приём. Нас встретил благообразный старичок в чёрном европейском сюртуке и красной феске. Не стану говорить о приёме, оказанном нам в чисто турецком духе; приседаниям и поклонам не было конца. В результате наша мысль была названа гениальной, и Великий Визирь, всячески приветствуя её, пожелал успеха новому делу и выразил надежду, что мы будем дружно работать с турками. В конце беседы он попросил оставить у него выданное нам англичанами разрешение, но я из осторожности передал лишь копию и, как оказалось, хорошо сделал.

От турок я не только не получил разрешения, но и переданная им копия исчезла бесследно.

Пренебрегши турецким разрешением, я бюро всё-таки открыл. Вот что сохранила моя память об этих трагикомических днях. Помещение для бюро было снято на Пера в пассаже[123]; состояло оно из одной комнаты, разделённой пополам перегородкой. Первая половина изображала приёмную для посетителей, вторая – мой директорский кабинет. Обстановка была соответствующая: большой кухонный стол, служивший мне письменным, пара соломенных стульев, и опрокинутый ящик, покрытый какой-то хламидой, изображавший бюро моего секретаря.

Служебный персонал был немногочисленный: мой компаньон и второй директор, владетель половины «акций» нашего предприятия, бывший начальник Московского Жандармского Управления полковник Мартынов[124], мой старший сын – бывший гвардейский офицер, ставший ныне моим чиновником особых поручений, его жена – моя племянница в роли секретаря. Из посторонних к делу были привлечены три бывших московских моих агента да переводчик. Была повешена вывеска, даны объявления в газетах, и мы с нетерпением принялись ожидать клиентов.

Для большего веса первая выданная клиентам квитанция носила сразу № 177.

Первый клиент был нами встречен не без торжественности. Я восседал за своим письменным столом, секретарь спешно что-то строчил за своим ящиком. Просьба, с которой обратилась к нам наша первая посетительница (это была француженка), оказалась несложной: надо было разыскать её пропавшую собаку. Взяв с неё аванс в 20 лир, я позвал к себе десятка два уличных мальчишек, дал им по 20 пиастров каждому и обещал лиру тому, кто принесёт по точно описанным приметам собаку. Часа через два последняя была уже найдена.

Помню также одну гречанку, просившую проследить за изменявшим ей мужем. Мы взяли с неё гонорар в 15 лир из расчёта по 5 лир за день. На следующий день она уже явилась в бюро вместе с мужем, радостная и примирённая, и попросила вернуть ей 5 лир за неиспользованный третий день.

Вследствие бедности вначале приходилось пробавляться подобными делами, но, в общем, судьба нам покровительствовала. Даже случаи, грозившие, казалось, неприятностями, неожиданно нам благоприятствовали. Так, в первые же дни пьяные американские матросы сорвали вывеску с нашего бюро и не нашли ничего лучшего, как прогуливаться по всему городу, неся её высоко над головами и горланя песни. Эти добровольные «сэндвичи» сослужили нам большую службу – и реклама получилась сногсшибательная, американские же власти заплатили с лихвой стоимость пропавшей вывески.

Наши объявления в турецких газетах произвели почему-то на турок большое впечатление. Целыми днями бродили они около нашего бюро, с любопытством заглядывали в окна и усиленно о чём-то шептались. Наконец, как-то трое из них вошли к нам в приёмную. Радуясь клиентам, мы поспешили принять деловые позы. Но турки, любезно улыбаясь и кланяясь, осмотрели приёмную, мой «кабинет» и, не переставая говорить «чок-и», «гюзель» (хорошо, прекрасно), также с поклонами мерно удалились. Разочарованию нашему не было пределов.

Впоследствии бюро моё завоевало себе некоторую репутацию, и к нам стали обращаться всё с более и более крупными делами. О некоторых из них, наиболее сенсационных, я постараюсь рассказать при случае.

Подделка пятидесятилирных кредиток {26}