Неизвестные солдаты, кн.1, 2

* * *

Коротилов, Полина и Виктор остановились в Барановичах, в маленьком домике на окраине города. Хозяйка, сорокалетняя женщина, одинокая и молчаливая, была рада постояльцам – страшно казалось ей в эти смутные дни в пустом доме.

Комиссар категорически отказался ложиться в госпиталь. Сам осмотрел рану, сказал:

– Заражения нет. Пуля – навылет. Отдохнем тут малость и поедем. Разыщем своих – в медсанбат схожу. Не время сейчас из игры выбывать.

Самочувствие Коротилова заметно улучшилось. Веселей смотрели глаза из-под кустистых бровей, с лица постепенно уходила бледность. Все было бы хорошо, только мучила Коротилова духота, – очень уж знойная стояла погода. Особенно жарко было 25 июня. Парило, как перед грозой. Вдали погромыхивало. Не хватало воздуха, трудно было дышать. Вялые, разморенные люди с надеждой смотрели на небо, ожидая увидеть тучи. Дождь принес бы прохладу. Но небо оставалось чистым, хотя громыханье усиливалось, долетало и с юга и с запада.

В полдень пронесся по городу слух: немцы подходят! На улицах поднялась суета, грузились машины и повозки, беженцы, остановившиеся было в Барановичах, двинулись дальше, на Минск. Комиссар послал Дьяконского с запиской к коменданту. В комендатуре Виктор сразу же понял, что пришел зря. Кого тут только не было: начальник банно-прачечного отряда, представители из госпиталя, из гороно, с завода, содержатели военных складов. Все просили транспорт. Комендант не отказывал: «Будут машины – поможем». Люди ждали.

«.Мертвое дело», – решил Виктор. На всякий случай вручил записку комиссара помощнику коменданта. Тот пробежал глазами, аккуратно положил бумажку на стол, даже разгладил ребром ладони.

– Пришлю.

– Когда?

– Завтра. В крайнем случае послезавтра. Помощник смотрел мимо Виктора воспаленными от бессонницы глазами и думал о чем-то другом. – Госпиталь мы не оставим, конечно, ни в коем случае.

– Полковой комиссар находится не в госпитале. В записке указан адрес.

– А? – не понял капитан. – Госпиталь в первую очередь. Так и передайте ему.

Виктор откозырял и ушел. Брел по улице, соображая, что делать. Машины едут переполненные. Здоровому втиснуться трудно, а раненому, который даже сидеть не может, и думать нечего. Один выход – искать повозку. И не в городе, а на шоссе, там больше беспорядка.

На одной из окраинных улиц увидел десятка полтора грузовиков. Они, поломав заборы, заехали во дворы, стояли под деревьями, прижавшись к стенам домов с теневой стороны – прятались от самолетов. Под машинами спали красноармейцы, другие полоскались возле колодца, сидели в тени, курили. Ребята все были рослые, обмундирование добротное. И почему-то все не в пилотках, а в серых буденовках с острыми шишками, с большими красными звездами. В Бресте буденовки носили одно время курсанты полковой школы. Виктор заинтересовался, подошел справиться.

– Из Минска мы, – неохотно ответил ему босой боец, сидевший на земле. Рядом на частоколе сушились портянки.

– А что эта форма на вас, будто прямо с деникинского фронта прибыли. Курсанты?

– Училище…

– Пехотное?

– Нет, церковно-приходское.

– Значит, богу Молиться едете? – повеселел Виктор, любивший острые разговоры. – Не опоздайте, служба полным ходом идет. Только в аптеку забеги, пока время есть.

– Нам индивидуальные пакеты дали.

– Клеенку кули. Знаешь, детскую. На всякий случай, там ведь стреляют…

Довольный, зашагал было дальше, но вспомнил, что в Минском училище занимается Пашка..

– Эй, товарищ, не дуйся, сам ведь начал… Ты Ракохруста… такого не знаешь? Павлом зовут.

– Да я не дуюсь, – ответил курсант и объяснил: – Гвоздь, собака, у меня в сапоге. Ну, как я пешком-то пойду? А про Пашку ты во второй роте спроси. Там, – показал он рукой.

Виктор побежал: это было здорово – встретить здесь земляка. Забыл споры-раздоры, не до них в такой обстановке. А тут – однокашник, с восьмого класса вместе учились.

Ракохруста увидел возле колодца. Сзади схватил его за плечи, крутнул к себе.

– Здорово, чертушка!

– Витька-а! – У Ракохруста поползли вверх мясистые уши, приоткрылся рот, наполненный крупными, квадратными зубами. – Га! Откуда ты вывернулся?

– На Минск еду.

– Во! А мы немца бить! Ну, здоровый ты стал! Сержант, значит? В начальство лезешь? А нам, говорят, кубари досрочно дадут, раз война.

– Я ведь дома был, Паша. В школу зашел. Уклеек хотел половить на плотине, но не успел, времени мало…

По лицу Ракохруста пробежала тень. Насупившись, махнул рукой.

– А, что там школа… Ты, значит, неплохо устроился, раз домой ездишь. Где служил-то, тут, что ли?

– В Бресте наш полк стоял. Сашка Фокин со мной.

– А сейчас драпаешь, значит?

– Комиссара везу, – суховато ответил Виктор.

– В Одуеве-то ты вроде смелым парнем был, – упрямо гнул свое Пашка. Глаза его сузились, в них – то ли злость, то ли насмешка. – Да ты не робей, езжай спокойно. Мы этим немцам вашим насыплем горячих углей в портки. Видал, училище едет, краса и гордость, по два ручных пулемета на отделение.