Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

Вот сейчас мы в тринадцатый раз сталкиваемся с чужим разумом. Предположим даже, что контакт получится, и они объяснят нам, почему так хорошо живется в пещерах и как отвратительна им мысль жить в великолепных светлых зданиях, которые мы готовы для них построить. Не в этом дело. Понимаешь ли ты, в чем состоит главная задача всякого контакта? Понимаешь ли ты, почему человечество вот уже двести лет стремится к контактам, радуется, когда контакты удаются, горюет, когда ничего не получается? Я, конечно, знал. Изучение разума, сказал я. Исследование высшего продукта деятельности природы. Это, в общем, верно, сказал Дик, но это только слова, в которые мы тщимся облачить истинную суть дела, потому что на самом-то деле нас интересуют не проблемы разума вообще — это такая же пустопорожняя постановка вопроса, как и изучение проблем природы вообще — звучит красиво, а содержания никакого не имеет, как и всякая чрезмерно обще поставленная проблема. Нет, брат, нас интересует прежде всего наш, человеческий разум. Мы уже пятьдесят тысяч лет пытаемся понять, что мы такое, но, глядя изнутри, эту задачу, брат, не решить, как невозможно поднять себя самого за волосы. Надо посмотреть на себя извне, чужими глазами, совсем чужими, а вот это-то и не получается…

На фразу Вандерхузе о Тендере («Я бы на его месте целый день радовался, что я такой догадливый…») в рукописи есть ответ Дика: «Что вы, Тендера не знаете?» А на недоумение Дика («Машинной цивилизации здесь нет, — сказал он. — Негуманоидов здесь тоже нет…») отвечает Вандерхузе: «Не ломайте себе голову, мальчики, — мягко сказал Вандерхузе. — Ведь вы же никогда не попадали в настоящее крушение. Вы не знаете, что такое агония. Я тоже не знаю, но однажды я это видел. — Он покачал головой. — Но как же это надо было знать старинные своды!»

Отправляясь в первое наблюдение, Комов требует не только известить его при появлении аборигенов, но и «непрерывно ин формировать меня об их передвижениях».

После осознания, что Малыш — не абориген, а землянин, Стас думает: «Что ж тут было не понять! Можно было только удивляться, что мы не поняли этого раньше. Вот Тендер — он, конечно, понял это давным-давно. Может быть, еще до того, как мы здесь появились. И конечно, он был в восторге от своей сообразительности. Как всегда, всех обогнал, всех удивил, всех посрамил. Кроме Горбовского, впрочем. А может быть, в данном конкретном случае и самого Горбовского».

Размышляя о Малыше еще до знакомства с ним, Стась думает: «Между прочим, откуда я взял, что его воспитали разумные существа? Мимикрия, фантомы, звукоподражания… и стертый бортжурнал».

Во время слежения за Комовым, когда он идет на первый контакт с Малышом, Майке Авторы хотели приписать еще такую реплику, но позже отказались от этого: «Есть люди, — произнес вдруг Майка, — которым счастья искать не надо. — Она ткнула, пальцем по изображению Комова на экране. — Человек десять лет развивает свои теории, не имея никаких шансов и даже надеясь опробовать их когда-либо на практике». Во время это же слежения разговор об обеде имеет продолжение:

Я поднялся.

— Пойду готовить. Какие заказы?

— Щи и каша, — сказал Вандерхузе.

— А мне все равно, — сказал Дик с непонятным раздражением. — Чаю покрепче.