Мне почудилось какое-то движение в густых зарослях справа. Я остановился, позвал: «Малыш!», но никто не откликнулся, и я пошел дальше. Мерзлая ледяная тишина окружала меня. Ни шелеста листвы, ни жужжания насекомых — все это вызывало странное ощущение, словно я двигался среди театральных декораций. Я обогнул длинный язык тумана, высунувшийся из болота, и стал подниматься по склону холма. Собственно, это была песчаная дюна, заросшая кустами. Чем выше я поднимался, тем тверже становилась под ногами песчаная поверхность. Выбравшись на гребень, я огляделся. Корабль скрывали от меня облака тумана, а взлетная полоса была видна хорошо: весело и жарко блестела под солнцем рубчатка, по-прежнему пригорюнившись сидел на мяче Дик, и грузный Том неуверенно топтался возле него. И тут я заметил следы на промерзшем песке — темные влажные пятна среди серебристого инея. Малыш проходил здесь и проходил совсем недавно. Сидел у самого гребня, а потом поднялся и пошел вниз по склону, удаляясь от корабля. Цепочка следов тянулась в заросли, забившие дно лощины между дюнами. «Малыш!» — снова позвал я, и снова он не отозвался. Тогда я тоже стал спускаться в лощину.
Я нашел его сразу. Мальчик лежал ничком, вытянувшись во всю длину, прижавшись щекой к земле и охватив голову руками. Несмотря ни на что, он казался очень странным и почти невозможным здесь, не вписывался он в этот ледяной пейзаж, противоречил ему. В первую секунду я даже испугался, не случилось ли что-нибудь. Слишком уж здесь было холодно, неприютно. Я присел рядом с ним на корточки, окликнул его, а потом, когда он промолчал, легонько шлепнул его по голому поджарому заду. Это я впервые прикоснулся к нему и чуть не заорал от неожиданности: он показался мне горячим, как утюг.
— Когда вы уходите? — спросил Малыш, не поднимая головы.
— Не знаю, — честно сказал я. И вдруг разозлился: мы к нему и так, и этак, а он твердит, как попка, одно и то же — когда уходите, когда уходите. — Слушай, — сказал я. — Что ты затвердил одно и то же? Чем мы тебе не угодили? Нам же интересно с тобой, понимаешь?
— Понимаю, — сказал Малыш и вдруг сел — перелился из лежачего в сидячее положение. — Я все понимаю, — сказал он. — А вот вы ничего не понимаете.
Я невольно опустил глаза. Страшненькое у него было все-таки лицо.
— Я очень хорошо понимаю, — продолжал Малыш, — что вы хотите через меня познакомиться с моими друзьями. Вы все думаете, что мои друзья как я. Но со мной можно знакомиться, а с ними нельзя.
— Почему? — спросил я, — Они не хотят с нами знакомиться?
— И опять ты не понимаешь. Хочет с тобой знакомиться море?
Я посмотрел на океан. Океан был черный и неприветливый.
— Не знаю, — сказал я. — Может быть, и хочет. Только я вот не хочу.
Малыш, видимо, был озадачен.
— Море не умеет хотеть знакомиться, — возразил он.
— Как знать, — туманно сказал я. Мы помолчали.
— Слушай, Малыш, — сказал я. — Давай сегодня о твоих друзьях не говорить. Мы по тебе соскучились — Дик и я. Пошли с нами играть.
— Не пойду, — сказал Малыш.
— Почему?
— Мне нельзя к вам ходить.
Гм, подумал я. Это что-то новенькое. Я сразу же вспомнил следы на гребне. Малыш, видимо, долго сидел там и смотрел на нас, а потом, заметив меня, ушел.
— Никто не узнает, — сказал я. Наудачу сказал. И по-видимому невпопад.
— Никто не узнает чего? — спросил Малыш.
— Ну… что ты с нами немножко поиграешь.
— Почему никто? Ты узнаешь, Дик узнает, Каспар узнает, Яков узнает. И этот большой… Том… тоже узнает.
— Но мы никому не скажем, — пообещал я.
— Что не скажете?
Как-то у меня неладно все получалось. Как-то я его не понимал. А он, по-видимому, меня не понимал.
— Ладно, — сказал я. — Все это пустяки. Пойдем, я научу тебя управлять Томом.
Малыш вскочил и сейчас же снова сел. Очень неудобно сел, я бы и двух секунд так не просидел.
— Нет, — сказал он. — Нельзя.
— Дик обещал покатать тебя на глайдере, — сказал я. — Ты будешь летать в воздухе, и все будет внизу — горы, болота, айсберг… Ты ведь никогда не летал?
— Летал, — ответил он. Я так и подпрыгнул.
— На чем?
По лицу его прошла мгновенная рябь, поднялись и опустились плечи.
— У вас нет этого слова, — сказал наконец он. — Это был как ваш глайдер, только живой.
— Птица? — спросил я и изобразил руками.
— Птица… — повторил Малыш. Он тоже помахал руками. — Нет, — сказал он. — Это не имеет никакого смысла.
— Ну птица! — убеждающе сказал я. — Летает по воздуху и машет такими специальными руками… крыльями.
Он не понимал меня, и тогда я отломил веточку и изобразил на песке птицу.
— А! — сказал он живо. — Это я видел во сне! Похоже! Откуда ты знаешь?
— Во сне? — удивился я. — У вас здесь разве есть птицы?
— У нас здесь было много летающих. Очень много. Но давно уже нет. Сотни, сотни и миллионы дней назад.
— Как же ты мог их видеть во сне?
— Не знаю, — сказал Малыш. — Лучше скажи мне, почему вы все-таки не уходите?
— Нам интересно, — сказал я проникновенно. — У нас много вопросов к тебе и к твоим друзьям. Ты ведь знаешь, как это интересно — получать ответы на вопросы.
— Да, — сказал Малыш шепотом. — Да. Это так. Это ужасно. Это очень плохо.