Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

Дверей нет, надписей нет. Сейчас, думаю, опять в ту зальцу попаду. Иду, иду, иду, иду, нет зальцы. Коридор, поворот, новый коридор. Старый был кремового цвета, а новый зеленого с желтизной. И вдруг слышу я голоса. Разговаривает кто-то вдалеке впереди. Я приостановился и думаю: а надо ли мне здесь с кем-нибудь встречаться? Не повернуть ли от греха назад? И пока я так думал, голоса эти приближались, и вывернул из-за угла какой-то человек с тележкой, с этакой платформой на колесиках. Глянул я на этого человека — змеиное молоко, черный! Мне даже на какую-то секунду показалось, что у него вообще головы нет. Но потом присмотрелся, вижу: есть голова. Только черная. То есть вся черная! Не только волосы, но и щеки, уши, а губы красные, толстые, белки глаз так и сверкают, и зубы тоже… Кого у них только нет здесь! Нет, это с какой же планеты его принесло сюда такого? Я прижался к стене, уступаю дорогу: проходи, мол, не задерживайся, только не трогай… Не тут-то было. Конечно же, он вместе со своей тележкой останавливается около меня, ослепляет меня своими белками и зубами и хриплым нутряным голосом произносит:

— По-моему, это типичный алаец…

Я сглотнул, киваю:

— Так точно, — говорю. — Алаец я.

И он начинает говорить со мной по-алайски, но уже не хриплым басом, а приятным таким нормальным голосом, тенором пли, я не знаю там, баритоном.

— Ты, — говорит, — наверное, Гаг, Бойцовый Кот… Ну как, интересно тебе у нас?

— Так точно, — говорю.

Я уже разглядел его и вижу, что человек как человек. Ну, черный… ну и что? У нас на островах голубые живут, и никто им в нос не тычет. Одет нормально, как все здесь одеваются — рубашка навыпуск, короткие штаны. Только черный. Весь.

— Слушай, — говорит он. — А ты не заблудился?

Участливо так говорит. Совсем как Корней.

— Вид у тебя какой-то взъерошенный, — говорит.

— Да нет, — говорю я с досадой — Это я вспотел просто, жарко тут у вас…

— А… Ты, главное, ничего здесь не бойся. Обидеть тебя здесь никто не обидит, а заблудиться здесь и вовсе нельзя, даже если захочешь.

Чисто так говорит по-алайски, между прочим, грамотно, и выговор у него такой столичный, с придыханием. Стильно говорит. Ну, объясняет он мне что-то про этот коридор, куда он ведет, а я все поглядываю на его тележку и честно я вам скажу, ребята, ничего я не слышу, что он там мне говорит. Значит, так. Ну, тележка — она тележка и есть, не в тележке дело. А вот на этой тележке лежит у него громадный вроде бы кожаный мешок. Кожаный и вроде снаружи маслом облитый. Коричневый такой, вроде как куртка бронеходчика. Сверху он, значит, гладкий, без единой морщинки, а внизу весь какой-то смятый, весь в бороздах и складках. И вот там, в этих самых бороздах и складках я краем глаза еще в самом начале заприметил какое-то движение. Сначала думал — показалось. Потом… В общем, там был глаз. Оторвите мне руки-ноги — глаз. Какая-то складка там раздвинулась тихонько, и глянул на меня большой круглый темный глаз. Печальный такой и внимательный. Нет, ребята, я, наверное, зря сюда забрался. Оно конечно, Бойцовый Кот есть боевая единица сама в себе, и она способна справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью, но все-таки не о таких неожиданностях в уставе говорится…

Стою я, держусь за стенку и знай себе долблю: «Так точно… Так точно…» А сам думаю: увези ты это от меня, в самом деле, ну чего ты здесь встал? И понял мой черный, что надо мне передохнуть. Говорит хриплым басом:

— Привыкай, алаец, привыкай… Пойдемте, Джонатан. А потом по-алайски нормальным голосом:

— Ну, будь здоров, брат-храбрец… Эк тебя скрутило… И не трусь, не трусь, Бойцовый Кот! Это ж тебе не джунгли…

— Так точно, — сказал я в сто сорок восьмой раз.

Блеснул он своими белками и зубами на прощание и двинулся со своей тележкой дальше по коридору. Поглядел я ему вслед — змеиное молоко! — тележка-то катится сама по себе, а он за ней вышагивает руки в карманы сам по себе, и уже раздаются опять голоса: один, значит, хриплый бас, другой нормальный, но говорят оба на каком-то неизвестном языке. А на лопатках у этого черного все та же надпись: «Гаданда». Хороша встреча, а? Еще одна такая встреча, и я в собственные сапоги прятаться начну. А может, и наоборот. Может, привыкну помаленьку… Привыкай, алаец, привыкай!